Человек из Назарета

– Ничего подобного, – отозвался Иоиль. – Не всей империи, а лишь сотне-другой римских солдат, которые зевают от скуки в этой забытой Богом провинции. Но кое в чем Симон прав. Если поднимется только Галилея, этого будет мало. Весь Израиль, все его провинции должны восстать против тирании.

– Значит, будут военные советы, – сказал Саул. – Арсеналы, стратегии, вожди. Восстанет великий Израиль. Новое царство свободы. Это будет великий союз людей, разорвавших цепи рабства. Во главе с Мессией.

И, с самым свирепым видом поклонившись могиле Иоанна, они двинулись к Мелаху, ближайшему городу. Утренний воздух был свеж, и они наслаждались его сладостью, особенно приятной после возни с разлагающимся телом, высохшей кровью и мухами.

Иоиль прервал молчание и спросил:

– А вы верите в то, что этот, второй, – действительно Мессия? Он же проповедует добро, любовь и все такое, но ни слова не говорит о цепях, которые нужно разорвать.

– И ты думаешь, что Иоанн… – начал было Саул, но печаль овладела им при упоминании имени пророка и, повернувшись к безымянному могильному холмику, он проговорил:

– Отдыхай с миром, Иоанн. Хотя кровь твоя и взывает к мести, пусть душа твоя пребывает в мире и покое.

После чего, повернувшись к спутникам, он продолжил:

– Так ты думаешь, что Иоанн ошибался?

– Он очень неясно выражался, хотя это, наверное, было правильно, – отозвался Иоиль. – Не хотел выдавать того, кто шел за ним следом. Ирод же – хитрая лиса, а его мстительная жена, с которой он живет в грехе…

Воцарилась тишина. Они постепенно приближались к городу. Наконец Симон сказал:

– А ты подойди к нему и спроси. Вреда не будет.

– Спи с миром, Иоанн! – повторил Саул, вновь охваченный приступом печали. – Спи, да не потревожит тебя шум битвы.

– Но битвы-то и нет, – покачал головой Иоиль. – По крайней мере, пока.

Тем временем Иисус проповедовал добро и любовь, но совсем не теми словами и не с той интонацией, которые, как правило, ассоциируются с этими понятиями. На центральной площади Нахаша он, обращаясь к скалящим зубы фарисеям, громогласно возвещал:

– Вы, фарисеи и книжники, омываете руки свои, а ушами своими не слышите. Но разве воск и земля способны заглушить голос рассудка? Малыш Иаков! Перестань хмуриться и сжимать кулаки. Ни силой, ни здравым смыслом их не победить. Но есть здесь и другие, слава Создателю, в которых не угас дух и которые не так связаны буквой закона. К этим я взываю: слушайте! Какая заповедь главнейшая из всех заповедей? Ответ известен всем, и даже фарисеям. Это – возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим! Но, слушайте меня внимательно! К этой заповеди мы добавим кое-что еще, что диктуют нам природа и разум, ибо, если мы любим Создателя, мы обязаны возлюбить и созданное им. Поэтому вторая заповедь такова: возлюби ближнего твоего, как самого себя.

И был там среди скалящих зубы и ехидно хихикающих один молодой фарисей, которому совсем не казалось разумным смеяться над дородным проповедником и называть его глупцом. В проповеди Иисуса он нашел то, что греки называют логикой и здравым смыслом. И вопрос свой он задал не для того, чтобы поиздеваться над проповедником.

– А кого же мне считать ближним своим? – спросил он. – Ирода, царя Галилеи? Или Тиберия, императора великого Рима? А может, тех сирийцев, что ненавидят нас лютой ненавистью? Или жителей Самарии, которых не любим мы, потому что не принадлежат они к нашему племени и не верят в Бога истинного?

Звали молодого человека Иуда Искариот.

– Хороший вопрос и хорошо задан, – улыбнулся Иисус. – И ответ на первый взгляд напрашивается такой: это тот, кто близок мне по крови, по родству, по языку, по обычаям да по вере моей. Но истинный ответ ты услышишь в притче, хотя лучше будет, если эта притча явится твоему слуху в форме песни. Ты говорил о Самарии, жители которой нам чужие, поскольку не разделяют нашей веры. Лучшего примера нам не найти!

Иисус кивнул Филиппу, Фаддей сыграл вступление, и Филипп, подстроившись к мелодии, запел: