К сожалению, как это нередко случается с чудесами, добиться точного описания или даже представления, что же конкретно произошло, очень трудно – факты теряются в том множестве домыслов, которыми мгновенно обросла эта история. По одной версии, Бэклерхорст вместе с Ричардом оказался в числе почетных гостей на фотовернисаже, по другой – прямо во время очередных переговоров в Кроненберге Ричард показал ему альбом некоего фотохудожника – оба властителя свято соблюдали курьезную клятву, данную в ту памятную эдинбургскую ночь: не позволять политике влиять на дружеские отношения даже в периоды самых отчаянных конфликтов. Как бы то ни было, искусство фотографии откровенно потрясло шотландского монарха. Бэклерхорст был покорен раз и навсегда. Французский ботаник, знаток старинных гобеленов, неожиданно для всего мира ставший жестоким и изощренным завоевателем, патологически лишенным чувства страха, вдруг понял, к чему по-настоящему лежит у него душа. Двое весельчаков, Кромвель и Глостер, с шутками и прибаутками продемонстрировали ему действие фотоаппарата и то, как при помощи компьютера кадр можно сделать светлее, темнее, синее, зеленее или просто черно-белым. Шелл вернулся в Эдинбург, сухо, но в самых изысканных выражениях простился с ошеломленными до остолбенелости родными и соратниками, в две скупые строчки отрекся от престола и улетел в Стимфал. Там он купил трехсотый «Кэнон», ввернул в него сигмовский объектив (кажется, 70–300) со встроенным модулем для макросъемки и начал экспериментировать. Уже через год у него была собственная студия, через три он вошел в рейтинг, через пять – в шорт-лист.
К этому же времени относится легенда, или даже сказка, которую здесь волей-неволей приходится упомянуть – она лишний раз подчеркивает всю бесповоротность решений экстравагантного шотландского полководца. Сражаясь за северные проливы (на гэльском эти земли называются очень красиво – Дымногорье), Бэклерхорст привлек на свою сторону Дэбефа Лютого – короля-садиста и колдуна, изобретателя первого на Тратере органа. Если Ричард – ученый-чернокнижник, то Дэбеф – типичный волшебник-кудесник, владыка эльфов и домовых. Согласно преданию, по его приказу гномы выковали ему небывалый меч, который имел ужасный характер, умел говорить подобно толкиеновскому Гуртангу, его обязательно надо было поить человеческой кровью, еще, кажется, нельзя выставлять на солнце и показывать женщинам – если только не собираешься эту женщину немедленно убить. Кроме того, перед каждой битвой зверски жестокий, но трусоватый Дэбеф накладывал на меч новое, все более страшное заклятие, так что со временем тот стал, по-видимому, самым заколдованным мечом в мире. Дэбеф проникся к Бэклерхорсту необъяснимой симпатией (некоторые утверждают, что вполне объяснимой, просто нетрадиционного характера, но на это нет ни малейших указаний – просто злые языки) и завещал ему свой меч. Согласно древнему обычаю Бэклерхорст вырыл его из могилы Лютого голыми руками, причем меч нисколько не возражал.
Так вот. Навсегда покидая родные края ради приобщения к мировой культуре, Шелл Бэклерхорст отрекся от прошлого до такой степени, что на прощанье без всяких сожалений подарил этот меч несколько шокированному Ричарду. Молва утверждает, что тот потом держал его в специальном саркофаге и лишь время от времени рубил им головы безвестным горемыкам, чтобы колдовская сталь не затосковала. Некоторые даже рассказывали, что будто бы в глухую полночь слышали завывание ненасытного клинка. Ну, и, само собой, считается, что бронзовая ладонь памятника Ричарду перед Уайтхоллом опирается именно на рукоять того самого меча – хотя опровергнуть или доказать это мнение желающих не находилось. Словом, на этот счет ничего достоверно не известно, но то, что Глостер регулярно устраивал в столице фотовыставки Бэклерхорста, – истинная правда.
Трудно сказать, насколько оказался велик художественный талант Шелла Бэклерхорста, но весьма и весьма известным рекламным фотографом он стал. Знаменитые портреты Глостера и все изображения Кромвеля на денежных купюрах, пережившие как художника, так и его модель, – наиболее известные произведения бывшего завоевателя.
В результате всех этих удивительных перемен на шотландском троне оказался Иаков VI – юноша образованный, но слабого здоровья и с чрезвычайно неустойчивой нервной системой, которому до дрожи и судорог делалось дурно при одном лишь виде оружия. Он по-детски радовался подачкам и подаркам из Лондона (а Ричард умел быть щедрым, когда надо), баронская крамола и мятежи, подавленные Бэклерхорстом, поднялись вновь, машина государственного правления расстроилась, и проблема аквитанских притязаний Шотландии утратила свою грозную актуальность.
Конец исторической интерлюдии.