Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой полови

В очередной свой приезд в Париж Николаевский не сумел встретиться с Замятиной, отсутствующей в те дни[720], но зато повидался с Церетели, который взволнованно описывал Бургиной эту встречу 11 января 1951 г.: «Вчера неожиданно нагрянул Б[орис] И[ванович], а сегодня он уже уехал в Германию. Очень был рад увидеться с ним, хотя поездки его в нынешних условиях не одобряю».

Сохранявший верность ветшавшим социалистическим идеалам, Церетели был недоволен слишком активным общением Николаевского с людьми, уехавшими в Германию по своей воле во время оккупации Франции. В то же время Церетели не скрывал своего изумления тем, как прекрасно его друг овладел английским языком:

«У меня теперь стоит телефон (потребовали по службе). Он немедленно засел за аппарат и имел более двадцати разговоров. И представьте, что обнаружилось: он прекрасно говорит по-английски. Он все время сбивался на английский язык… У него огромный запас хороших английских выражений, и я удивляюсь, как Вы могли оклеветать его, что он не знает английского»[721].

Николаевский принял деятельное участие в спасении тех бывших граждан СССР, которые в годы войны оказались за рубежом и теперь не желали возвращаться на родину, зная или предполагая, что их там ожидает если не гибель, то каторжный труд в концлагерях. Дело в том, что в мае 1945 г. началась массовая репатриация в СССР военнопленных и гражданских лиц – граждан СССР, продолжавшаяся до 1952 г. Насильственная репатриация проводилась органами НКВД через фронтовые сборно-пересыльные пункты и пограничные проверочно-фильтрационные лагеря. В общей сложности к началу 50-х годов в СССР было возвращено около 4,5 миллиона человек. На 1 января 1952 г. за границей осталось всего 10 процентов от общего числа находившихся в лагерях беженцев (по разным данным, от 450 до 500 тысяч человек).

Те, кто избежал расстрела, направлялись в концлагеря, ссылку или в «спецпоселения». В лучшем случае они работали в рабочих батальонах Наркомата обороны СССР или Наркомата внутренних дел СССР, привлекались к принудительному труду с крайним ограничением свободы, насильственно прикреплялись к предприятиям с особо тяжелыми условиями труда, подвергались иным лишениям или ограничениям прав и свобод[722].

На Западе оставался значительный массив русских перемещенных лиц и эмигрантов, которые крайне нуждались, а часто попросту голодали. Немалую часть составляла элита общества – деятели литературы, искусства, науки. Большую роль в спасении русской интеллигенции в послевоенной Европе сыграл Толстовский фонд – русская эмигрантская благотворительная организация, созданная в Нью-Йорке в 1939 г. дочерью Л.H. Толстого Александрой Львовной (1884–1979) с целью оказания помощи русским беженцам. Ей потребовались значительные усилия, чтобы в США в 1948 г. был принят закон о перемещенных лицах, по которому на территорию Соединенных Штатов до 1 января 1951 г. могли въехать 205 тысяч беженцев из Европы.

В 1948 г. Толстовский фонд, для предотвращения насильственной репатриации бывших советских граждан в СССР, заключил соглашение с Госдепартаментом США о совместных действиях по освобождению бывших советских граждан из лагерей в Европе и отправке их в США. Помощь Толстовскому фонду (составление гарантийных писем и ходатайств, оплата посылок с продовольствием и одеждой для беженцев и пр.) оказывали эмигрантские организации, отдельные граждане и жители США, в том числе эмигранты из России.

Николаевский включился в деятельность Толстовского фонда, который чаще именовался Литературным фондом или Литфондом. Нельзя сказать, что он был активным участником повседневной работы этой организации (бюрократическая работа, тем более предполагавшая материальную ответственность, все сильнее тяготила его). С годами он проявлял все большее стремление к труду в архиве, к беседам с участниками исторических событий, к работе за письменным столом. Но тем не менее, когда считал это важным, он обращался к поддержке фонда, опираясь на деловые контакты с его постоянными сотрудниками. Об этой деятельности Николаевского можно судить, в частности, из его письма Замятиной от 15 апреля 1949 г.:

«Вчера Литфонд решил отправить Вам продуктовую посылку. К сожалению, у Фонда очень трудные дела. Вы едва ли и представляете, как много горя теперь среди ди-пи[723] и какие вопли приходят оттуда. А средств у Фонда очень мало. Мы достали много вещей и отправили уже главным образом туда свыше 100 больших посылок»[724].