Черные листья

И лишь только теперь начальник участка устало поднял голову. У него был очень утомленный, вконец измученный вид — под глазами темные тени, углы рта необычно опущены, да и сами глаза, всегда живые, с беспокойным блеском, сейчас казались тусклыми, точно потухшими. «Укатали сивку крутые горки!» — сочувственно подумал о нем Павел.

— Я пришел, Кирилл, — по-доброму улыбнувшись, сказал он. — Ты меня звал?

С минуту помолчав, в упор разглядывая Павла, Каширов проговорил:

— Садитесь, Селянин. И прошу извинить, что пригласил во внеурочное время.

Павел сел, усмехнулся:

— Зачем же так официально, Кирилл? Мы ведь одни…

— А разве это имеет значение? — Кирилл тоже усмехнулся, но совсем не так, как Павел. Было в его усмешке что-то такое, что подсказало Павлу: разговор с Кириллом предстоит не очень приятный.

Он спросил:

— Можно мне здесь закурить?

Кирилл ничего не ответил, но Павел увидел, как он выразительно посмотрел на табличку, установленную на маленьком угловом столике. На табличке было написано: «Здесь не курят!»

— Прости, не заметил, — сказал Павел. Некоторое время помолчал и добавил: — Когда на душе неспокойно, курить хочется как-то особенно. Слушай, Кирилл, мы, наверное, оба с тобой были неправы. Не знаю, как ты, а я все время чувствую осадок. И он меня тяготит. Может быть, тут сказываются наши прежние отношения. Не так-то просто все сразу зачеркнуть, будто ничего и не было…

Кирилл все же достал из ящика стола пепельницу и сигареты, придвинул их поближе к Павлу и предложил:

— Кури. Когда на душе неспокойно, курить действительно хочется как-то особенно… Все сразу зачеркнуть и вправду не так-то просто, Павел, в этом я с тобой согласен. Ты знаешь, для чего я тебя пригласил? Главным образом для того, чтобы поговорить о наших отношениях.

— Давай поговорим, Кирилл. Это, пожалуй, необходимо.

— Да, необходимо. Мне хотелось бы, чтобы ты правильно меня понял. Как начальник, я не имею права по-разному относиться к людям, находящимся в моем подчинении. Для меня все — и ты, и Шикулин, и Лесняк — все, понимаешь? — должны быть одинаковыми. И тут я ничего не могу изменить.

— А разве я когда-нибудь требовал от тебя какого-то особого к себе отношения? — спросил Павел. — Разве я когда-нибудь претендовал на исключительность?

Кирилл поморщился, будто досадуя на то, что его все-таки не понимают:

— Дело не в том, претендовал ты на исключительность или не претендовал. Дело в том, что мы даже при большом желании не можем заставить себя забыть наши прежние отношения. Они в нас самих, понимаешь? Они мешают нам смотреть друг на друга так, как положено. Вот в чем главное. И все это будет усугубляться, Павел. Поверь, мне не хотелось бы к обычным отношениям на работе примешивать что-то постороннее, но ведь никуда от этого не уйдешь. Детство, школьные годы, дружба, Ива… Жизнь ведь сложна, не тебе это объяснять…

Павел встал, подошел к окну и долго смотрел на дымившийся вдали террикон. По небу ползли низкие тучи, и сеял мелкий дождь, земля уже раскисла, а грязные лужицы были похожи на небольшие болотца с застоявшейся черной водой. Вагонетки с мокрой породой медленно тащились по террикону, и казалось, что они тащатся в хмурое небо и там исчезают, опрокидываясь в провалы между тучами.

За терриконом лежал небольшой шахтерский поселок — весь в зелени, каким-то чудом не тронутый ни угольной пылью, ни серостью непогоды, с любовно выбеленными домиками, с вымытыми дождем мощеными улицами, по которым, несмотря на дождь, мальчишки гоняли футбольный мяч. «Вот бы сейчас к ним! — подумал Павел. — Снять туфли, по колена подвернуть штаны и — пошел!.. Школьные годы, дружба, Ива… О чем говорит Кирилл? Чего он хочет? Тогда, теперь… Конечно, многое изменилось. И мы изменились. Все стало труднее, все стало сложнее. Кирилла тоже можно по-человечески понять…»

Павел вернулся на свое место, сел, затушил сигарету и посмотрел на Каширова:

— Я уже сказал, Кирилл, что и себя кое в чем считаю виноватым. Надо, чтобы между нами было какое-то расстояние. Обещаю тебе: в дальнейшем так и будет. Тем более, мне совсем не трудно это сделать.

— Не то, Павел, не то, — проговорил Кирилл. — Не надо ничего упрощать. — Он всем корпусом подался к Павлу, взглянул на него напряженно, даже не пытаясь скрыть своей напряженности. — Возможно, тебе покажется странной моя просьба, но ты все-таки от нее не отмахивайся. Скажи, не все ли тебе равно, на какой шахте работать? Полчаса назад я разговаривал с директором «Западной». Он хорошо знал твоего отца и сказал, что с удовольствием возьмет тебя к себе. Кроме того, он обещает создать для тебя лучшие условия работы, чем ты имеешь здесь. А его слову можно верить — я в этом не сомневаюсь. Понимаешь, Павел, так будет лучше и для тебя, и для меня. Я даже уверен, что когда между нами будет то расстояние, о котором ты говоришь, мы в конце концов снова можем стать друзьями.