Чёрный обелиск

Я понимаю. Герберт Фарс коллекционирует союзы. Другие люди собирают почтовые марки или военные сувениры — в том числе даже шрамы от ранений, а Герберт собирает союзы. Он уже член полутора дюжин союзов. Не потому, что так жаждет общения, а потому, что страстный поклонник смерти, особенно ее торжественной части. Он вбил себе в голову, что его похороны непременно должны стать самыми помпезными в городе. А поскольку нужного количества денег на это мероприятие он оставить своим согражданам не может и никто другой за него платить не будет, он и решил вступить в члены всех союзов, каких только сможет. Он знает, что общественные союзы в случае смерти кого-либо из членов обычно собирают деньги на венок с лентами; это-то и есть его главная цель. Кроме того, за гробом обычно идет траурная депутация со знаменем союза, а это тоже важная тема его похоронных фантазий. Он подсчитал, что уже сейчас может рассчитывать как минимум на две машины венков, и это еще не предел его возможностей. Ему только недавно исполнилось шестьдесят лет, так что времени на расширение своего присутствия в городских союзах он имеет вполне достаточно. Разумеется, он вступил и в певческий союз Бодо Леддерхозе, хотя отродясь не спел ни одной ноты. В качестве сочувствующего неактивного члена — как и в шахматном клубе «Жертвенный конь», в кегельном клубе «Девятка» и в обществе любителей аквариумов и террариумов «Pterophyllum scalare». В клуб аквариумистов привел его я — в надежде на то, что он в знак благодарности заранее закажет себе у нас памятник. Но он не заказал. И вот теперь он, оказывается, умудрился вступить еще и в стрелковый союз.

— А вы когда-нибудь были солдатом? — спрашиваю я.

— Нет. А зачем? Я — член союза, и этого достаточно. Вот это результат, верно? Шварцкопф сдохнет от зависти!

Шварцкопф — конкурент Герберта. Два года назад он, узнав об увлечении Герберта, в шутку заявил, что вызывает его на соревнование. Фарс принял это настолько всерьез, что Шварцкопф и в самом деле ради забавы вступил в несколько союзов, чтобы понаблюдать за реакцией Герберта. Но со временем он и сам вошел во вкус и тоже стал «коллекционером». Не таким явным, как Фарс, а скорее нелегалом, который пользуется нечестными методами конкурентной борьбы и тем самым отравляет жизнь Фарсу.

— Ну Шварцкопф так просто не сдохнет, — говорю я, чтобы подразнить Герберта.

— Еще как сдохнет! На этот раз я его обскакал: тут не просто венок и знамя союза — тут еще и взвод стрелков в форме!..

— Форма у нас запрещена, — мягко возражаю я. — Мы же проиграли войну, господин Фарс. Вы разве не заметили этого? Вам надо было вступить в союз полицейских; там ношение формы еще пока разрешается.

Идея с полицейскими явно произвела на него впечатление, и я не удивлюсь, если он через пару месяцев станет «неактивным членом» полицейского клуба «Надежные наручники». Пока что он ограничивается легкой критикой моих сомнений:

— Да пока я умру, форму еще сто раз успеют разрешить! Иначе — какие там интересы отечества! Никто не может загнать нас в рабство навечно!

Я смотрю на его опухшее лицо в сине-красных прожилках. Странно — какие разные представления о рабстве! У меня, например, оно сильнее всего ассоциируется с жизнью новобранца.

— А кроме того, — продолжаю я, — ради штатского никто не будет устраивать траурных шествий в парадных мундирах с саблями, в касках, с молитвенником и презервативами в ранце. Такие почести полагаются только старым рубакам.

— Мне тоже! Обещали! Сегодня ночью. Сам председатель! Лично!

— Обещали! Чего не пообещаешь спьяну!

Но Герберт словно не слышит меня.

— Но это еще не всё! — восторженным шепотом, с демоническим блеском в глазах произносит он. — Самое главное — воинский салют над могилой!..

Я смеюсь в его помятую физиономию.

— Салют? Чем они будут стрелять? Пробками от бутылок с минеральной водой? Оружие тоже запрещено в нашем славном отечестве! Версальский договор, господин Фарс! Слышали о таком? Воинский салют — это мечта, которую вы можете похоронить заранее!

Но Герберт не сдается. Он качает головой, хитро усмехаясь.

— Много вы понимаете! У нас давно уже опять есть армия! Тайная! Черный рейхсвер! — Он хихикает. — Так что салют мне обеспечен! А через пару лет у нас вообще все будет как раньше. И всеобщая воинская повинность, и армия. Иначе как же нам жить дальше?

Ветер приносит из-за угла пряный запах горчицы, а снизу от реки брызжет на улицу серебром: взошло солнце. Фарс чихает.

— Так что Шварцкопфу — крышка! Председатель пообещал мне, что никогда не примет его в свой союз.

— А он возьмет и вступит в союз бывших артиллеристов, — говорю я. — И над его могилой прозвучит салют из тяжелых орудий.

Фарс нервно дергает правым глазом. Потом пренебрежительно машет рукой.

— Это все шуточки. В городе есть только один воинский союз — союз вольных стрелков. Нет, со Шварцкопфом покончено. Завтра я зайду к вам, посмотреть памятники. Когда-то же надо уже наконец что-нибудь выбрать.