Чёрный обелиск

— Да, — весело отвечает Георг.

Ризенфельд и Лиза подходят к столику. Ризенфельд взмок. Лиза холодна, как монастырская лилия. Я вдруг, к своему неописуемому изумлению, вижу у стойки бара, между надувными шарами... Отто Бамбуса. Он с потерянным видом стоит посреди сутолоки и так же органично вписывается в эту атмосферу, как вписался бы в нее Бодендик. Потом рядом с ним появляется огненно-красная голова Вилли, и вслед за этим я слышу откуда-то унтер-офицерский рык Рене де ла Тур:

— Бодмер!! Вольно!

Я прихожу в себя.

— Отто, — говорю я Бамбусу, — каким ветром тебя сюда занесло?

— Моим, — отвечает за него Вилли. — Я тоже решил внести свой вклад в развитие немецкой литературы. Отто скоро уезжает обратно в свою деревню. Там у него еще будет время строчить стихи об этом грешном мире. А пока пусть хоть посмотрит на него как следует.

Отто мягко улыбается, моргая своими близорукими глазами. Лоб его покрыт легкой испариной. Они втроем усаживаются за соседний столик. Лиза и Рене на секунду скрещивают взгляды в молниеносном поединке, затем обе целыми и невредимыми, благосклонно улыбаясь, возвращаются в лоно своих компаний.

Отто наклоняется в мою сторону.

— Я закончил цикл «Тигрица»! — шепотом сообщает он. — Вчера ночью. И уже начал новый: «Алая валькирия». Но может, я еще назову его «Великий зверь Апокалипсиса» и перейду на верлибры. Это будет потрясающая вещь! У меня вдохновение!

— Отлично! А чего же ты тогда еще ожидаешь найти здесь?

— Всё! — отвечает Отто с сияющей улыбкой. — Я всегда ожидаю всего, в этом и заключается главная прелесть — когда ничего не знаешь. Кстати, ты же знаком с дамой из цирка!

— Дамы, с которыми я знаком, — не учебное пособие для новичков, — отвечаю я. — Ты, похоже, и в самом деле еще ничего не знаешь, наивный ты телок, иначе вел бы себя скромней! Запомни правило номер один: не разевай рот на чужих дам — у тебя для этого совсем не та весовая категория!

Отто покашливает.

— Понятно, — говорит он. — Буржуазные предрассудки! Я ведь говорю не о замужних дамах.

— Я тоже, дурья твоя башка! С замужними дамами все проще, там правила не такие строгие. Откуда мне, черт побери, знать каких-то артисток цирка? Я же тебе говорил, что моя знакомая была кассиршей в блошином цирке.

— А Вилли говорил, что это неправда. Он сказал, что она была цирковой акробаткой.

— Ах Вилли! — Я вижу огненно-рыжую тыкву, дрейфующую по волнам танцующих. — Послушай, Отто, тут как раз все наоборот: дама Вилли — артистка цирка. Вон та, в голубой шляпе. И она обожает литературу. Вот где твой шанс! Не хлопай ушами!

Бамбус недоверчиво смотрит на меня.

— Ты что, мне не веришь? — говорю я. — Я тебе правду говорю, идеалист недоделанный!

Ризенфельд тем временем уже снова танцует с Лизой.

— Послушай, Георг, что с нами происходит? — спрашиваю я. — Твой друг и партнер у тебя на глазах ухлестывает за твоей дамой, а я только что получил предложение одолжить Герду в интересах немецкой поэзии. Это мы такие мямли, или просто наши дамы настолько неотразимы?

— И то и другое. Кроме того, чужая женщина всегда в пять раз привлекательней твоей собственной. Старый закон нравственности. Но Лиза через несколько минут почувствует острую головную боль, выйдет в гардероб, якобы за аспирином, и пришлет оттуда записку, что ей все же пришлось отправиться домой и чтобы мы веселились без нее.

— Тяжелый удар для Ризенфельда. Завтра он ничего нам не продаст.

— Наоборот. Он продаст нам больше, чем обычно. Пора бы тебе уже понимать такие вещи. Именно поэтому. А где Герда?

— Ее ангажемент начинается через три дня. Хотелось бы надеяться, что она сейчас в «Альтштетерхофе». Но боюсь, что она сидит у Эдуарда в «Валгалле». Это у нее называется «сэкономить ужин». Я ничего с этим поделать не могу. У нее такие убедительные аргументы, что мне нужно стать лет на тридцать старше, чтобы найти на них достойный ответ. Ты лучше следи за Лизой. Может, у нее и не разболится голова — ради еще бо́льшей пользы для нашей коммерции.

Отто Бамбус опять наклоняется ко мне. Его глаза за стеклами очков напоминают взгляд испуганной селедки.

— «Манеж» — вот неплохое название для нового цикла, а? С иллюстрациями Тулуза Лотрека.

— А почему не Рембрандта или Дюрера? Или Микельанджело?

— А у них есть вещи, посвященные цирку? — серьезно спрашивает Отто.

— Пей, дитя мое, — говорю я по-отечески ласково, убедившись в том, что это безнадежный случай. — И радуйся своей короткой жизни, потому что рано или поздно тебя убьют. Из ревности, дурья твоя башка!

Он, польщенный, поднимает бокал в мою сторону и задумчиво смотрит на Рене, которая в своей маленькой шляпке небесно-голубого цвета на белокурых кудрях похожа на дрессировщицу на воскресном отдыхе.

Лиза и Ризенфельд возвращаются к столику.

— Не знаю, что со мной происходит! — жалуется Лиза. — Голова просто раскалывается! Пойду приму аспирин...

И исчезает, прежде чем Ризенфельд успевает вскочить на ноги. Георг, торжествующе глядя на меня, достает сигару.

17