Чёрный обелиск

— Такое бывает, — по-рыцарски поддерживает Ральф свою даму и пытается объяснить нам разницу.

Георг прерывает его и сообщает, что по поводу аванса тоже никаких бумажек нет.

— Что?.. — Ральф поворачивается к фрау Нибур. — Эмилия!.. У тебя нет квитанции?!

— Ну я же не виновата... — растерянно лепечет та. — Кто же мог подумать, что эти типы вдруг заявят, что я ничего не платила? Надо же — какие жулики!

— Это же надо быть такой шляпой!

Эмилия съеживается под злобным взглядом Ральфа. «Боже! — думаю я. — Сначала у нее был кит, теперь она поймала себе акулу».

— Никто не говорит, что вы не платили, — уточняет Георг. — Мы сказали только, что факт уплаты аванса тоже не подтвержден никакими письменными документами.

— Вот это уже другой разговор, — с облегчением вздыхает Ральф.

— Более того, — продолжает Георг, — мы даже готовы оставить памятник себе, если вы не хотите его покупать.

— Это еще лучше, — окончательно успокаивается Ральф.

Фрау Нибур усердно кивает. Я изумленно смотрю на Георга. Мавзолей станет еще одной гирей на нашей шее, родным братом черного обелиска.

— А аванс? — спрашивает Ральф.

— Аванс, разумеется, пропадает, — отвечаю я. — Это обычная практика.

— Что?

Ральф одергивает жилетку и расправляет плечи. Теперь я вижу, что у него, к тому же, еще и слишком короткие и тесные брюки.

— Это же просто смешно! — заявляет он. — Нет, с нами у вас этот номер не пройдет.

— У вас с нами тоже. Обычно мы имеем дело с клиентами, которые покупают то, что заказывают.

— Но мы же ничего не заказывали! — с новыми силами вмешивается фрау Нибур. Вишни на ее шляпе качаются. — Да и цену вы заломили слишком высокую.

— Помолчи, Эмилия!.. — рявкает Ральф.

Она опять съеживается, испуганная и в то же время счастливая от сознания того, что у нее теперь такой мужественный защитник.

— Есть еще суд! — грозно прибавляет Ральф.

— Надеюсь.

— Фрау Нибур, вы, вероятно, и после свадьбы продолжите дело вашего покойного мужа и сохраните булочную?

Та настолько испугана, что сначала вопросительно смотрит на своего жениха.

— Конечно, — отвечает Ральф. — В дополнение к нашей промышленной коммерции, разумеется. А что?

— У вас всегда были такие вкусные булочки и пироги.

— Спасибо! — жеманно отвечает Эмилия. — Ну так как насчет аванса?

— У меня к вам предложение, — говорит Георг и неожиданно обрушивает на нее всю мощь своего обаяния. — Вы в течение месяца поставляете нам каждое утро двенадцать булочек, а после обеда — шесть кусков фруктового пирога, бесплатно, — и мы в конце месяца возвращаем вам сумму аванса. Мавзолей в этом случае вы можете не выкупать.

— Согласна! — не раздумывая, говорит фрау Нибур.

— Тихо, Эмилия! — Ральф толкает ее в бок. — Размечтались! — ядовито произносит он, обращаясь к Георгу. — В конце месяца! И что от этой суммы к тому времени останется?..

— Мы не настаиваем, — отвечаю я. — Платите и забирайте мавзолей.

Борьба продолжается еще четверть часа. Потом мы наконец заключаем компромисс: мы выплачиваем половину суммы немедленно, остаток — через две недели; условие о поставке продуктов остается в силе. Ральфу нечего нам противопоставить. Инфляция вдруг оказывается на нашей стороне. Для суда цифры есть цифры, независимо от того, что они на данный момент означают. Если он решится добиваться выплаты аванса через суд, Эмилия, возможно, получит свои деньги через год — ту же самую, но уже абсолютно обесценившуюся сумму. Теперь я понимаю Георга: для нас это выгодная сделка. Аванс уже сейчас стоит лишь десятую долю того, что стоил, когда мы его получили.

— А что нам теперь делать с мавзолеем? — спрашиваю я, когда жених с невестой удаляются. — Использовать как домашнюю часовню?

— Переделаем крышу, Курт Бах посадит на нее скорбящего льва или шагающего солдата; на худой конец — ангела или плачущую Германию. Два окна уберем и заменим мраморными плитами, на которых можно выбить имена, и наш мавзолей...

Он умолкает.

— Превращается в памятник воинской славы, — договариваю я за него. — Беда лишь в том, что Курт Бах не может лепить ни ангелов, ни солдат, ни Германий. Разве что в виде рельефа. Боюсь, что без нашего родного льва нам тут не обойтись. Но для него здесь маловато места — крыша слишком узкая. С орлом было бы проще.

— Не обязательно. Лев может свесить одну лапу вниз — тогда все получится.

— Может, попробовать бронзового льва? Сейчас тебе на фабрике отольют любого зверя, причем любых размеров.

— Лучше всего, конечно, подошла бы пушка... — мечтательно произносит Георг. — Разбитое артиллерийское орудие — это было бы новое слово в мемориальной скульптуре.

— Которое можно продать только в деревне, где все павшие герои служили в артиллерии...

— Послушай, напряги свою фантазию, — говорит Георг. — Сделай парочку рисунков, покрупнее и лучше всего в цвете. А там видно будет.

— А что если включить в композицию и наш обелиск? Можно было бы убить сразу двух зайцев.

Георг смеется.

— Если это получится — я закажу для тебя целый ящик рейнхардсхаузена, урожая 1921 года. Не вино, а мечта!

— Лучше бы ты заказал пару бутылок уже сейчас, в качестве аванса. Для вдохновения.