Чёрный обелиск

— Ладно, одну, так и быть, я тебе обещаю. Пошли к Эдуарду.

Эдуард, как обычно, увидев нас, мрачнеет.

— Радуйтесь, господин Кноблох, — говорит Георг, доставая из кармана пригоршню банкнот. — Сегодня фортуна посылает вам подарок в виде наличных денег!

Лицо Эдуарда проясняется.

— Неужели? Ну что ж, когда-нибудь это должно же было случиться. Желаете столик у окна?

В винном зале опять сидит Герда.

— Ты что, решила здесь поселиться? — спрашиваю я с кислой физиономией.

Она непринужденно смеется.

— Я здесь по делу.

— По делу?

— По делу, господин следователь.

— Вы позволите нам на этот раз пригласить вас на обед? — спрашивает Георг и толкает меня локтем, чтобы я поскорее сменил пластинку.

Герда испытующе смотрит на нас.

— Второй раз этот фокус, у нас, наверное, уже не пройдет — чтобы вы были мои гостями, а?

— Ни за что не пройдет, — подтверждаю я и не могу отказать себе в удовольствии прибавить: — Эдуард скорее расторгнул бы помолвку.

Она смеется и никак не комментирует последнее замечание. На ней красивое платье табачного цвета из натурального шелка. Какой же я осел! Передо мной сидит сама жизнь, а я со своей дурацкой манией величия так и не понял этого!

Эдуард возвращается и опять мрачнеет, увидев нас рядом с Гердой. Я вижу, как он лихорадочно анализирует в уме ситуацию. Он думает, что мы обманули его и опять собираемся пообедать на дармовщину.

— Мы пригласили фройляйн Герду пообедать с нами, — сообщает Георг. — Мы празднуем конфирмацию Людвига. Он постепенно приближается к порогу зрелости. И уже не думает, что мир существует только ради него.

Георг пользуется бо́льшим авторитетом, чем я. Эдуард опять расслабляется.

— Сегодня у нас замечательные курочки!

Он складывает губы в трубочку, словно собираясь свистнуть.

— Мы согласны и на обычный, нормальный обед, — говорю я. — У тебя и так все всегда вкусно. — И вели подать нам бутылку рейнхардсхаузена, урожая двадцать первого года.

— Вино за обедом? — удивляется Герда. — Вы что, выиграли в лотерею? Чего же тогда не приходите в «Красную мельницу»?

— Нам достался маленький выигрыш, — отвечаю я. — А ты разве все еще выступаешь там?

— А ты этого не знаешь? Как тебе не стыдно! Вот Эдуард знает. Кстати, я действительно две недели не работала. Но с первого числа у меня начинается новый ангажемент.

— Ну тогда мы придем обязательно, — говорит Георг. — Даже если нам придется заложить наш мавзолей!

— Твоя подруга там тоже вчера была, — сообщает мне Герда.

— Эрна? Это не моя подруга. И с кем же она там была?

Герда смеется.

— А какое тебе до этого дело, если она уже не твоя подруга?

— Большое, — возражаю я. — Посттравматический тик проходит нескоро — хоть и чисто механически, но все равно еще какое-то время продолжаешь подергиваться, как лягушачья лапка под действием гальванического тока. Только навсегда расставшись с человеком, начинаешь по-настоящему интересоваться всем, что его касается. Один из парадоксов любви.

— Ты слишком много думаешь. Это всегда вредно.

— Он просто думает неправильно, — говорит Георг. — Его интеллект тормозит его чувства, вместо того чтобы быть их ускорителем.

— До чего же вы все умные, ребята! — заявляет Герда. — У вас хоть иногда бывает время и желание просто радоваться жизни?

Мы с Георгом переглядываемся. Георг смеется. А мне совсем не до смеха.

— Мышление — в этом для нас и заключается радость жизни, — отвечаю я и сам чувствую всю фальшь своих слов.

— Бедняжки! Тогда хоть ешьте как следует.

Рейнхардсхаузен помогает нам уйти от щекотливой темы. Эдуард собственноручно откупоривает бутылку. Он изображает знатока и дегустатора, пробующего вино, не отдает ли оно пробкой. При этом наливает себе полный бокал.

— Excellent[29]! — произносит он, закатив глаза.

— Настоящему знатоку достаточно нескольких капель, — замечаю я.

— У меня другой подход. Особенно если речь идет о таком вине! Я ведь забочусь о вашем же удовольствии!

Мы не отвечаем, не желая выкладывать свой козырь раньше времени. Обед на три персоны мы намерены оплатить своими неисчерпаемыми талонами.

Эдуард наполняет бокалы.

— А вы не хотите угостить и меня этим замечательным вином? — спрашивает он нагло.

— Позже, — отвечаю я. — Мы одной бутылкой не ограничимся. А сейчас ты нам мешаешь — стоишь тут над душой и считаешь каждый кусок, глядя в рот, как голодный сенбернар.

— Это только когда вы заявляетесь со своими талонами.

Эдуард топчется вокруг Герды, как школьный учитель, который учится танцевать вальс.

Герда подавляет приступ смеха. Я толкнул ее под столом ногой, и она сразу поняла, какой сюрприз мы приготовили Эдуарду.

— Кноблох!!.. — рявкает вдруг кто-то командирским голосом.

Эдуард подпрыгивает на месте, словно получил пинок в зад.

У него за спиной стоит, невинно улыбаясь, Рене де ла Тур. Эдуард проглатывает уже готовое сорваться с губ ругательство.

— Ну надо же — каждый раз я, как мальчишка, попадаюсь на эту удочку!

— Не огорчайся, — утешаю я его. — Это голос твоей верноподданнической немецкой крови. Самая ценная часть наследства, доставшегося тебе от твоих послушных предков.

Дамы приветствуют друг друга, улыбаясь фирменной улыбкой полицейского.