Четвертый коготь дракона

Вот уже неделю Анита находилась в Дебрецене – старинном городе, который в ходе нынешней революции стал фактически столицей Венгрии. Именно здесь, в Дебреценской Большой церкви, как чаще всего называли новый Реформатский собор, двумя месяцами ранее лидер мятежа Кошут открыл заседание Государственного собрания и зачитал декларацию о независимости от империи Габсбургов.

Второй по величине город самопровозглашенной республики, имеющий шестивековую историю, был, вероятно, красив, однако Аните не дали возможности полюбоваться его достопримечательностями. Из логова лесных разбойников она попала в золотую клетку, если так можно было назвать темную, мрачную с виду крепость, построенную в тринадцатом столетии. Высокие угловые башни образовывали правильный четырехугольник, гранями которого служили толстые неприступные стены, поросшие мхом. В достаточно просторном внутреннем дворе размещались хозяйственные постройки и конюшни, а подходы к крепости прикрывала рощица диких каштанов.

Крепость носила зловещее название: Приют Мертвецов. Предание, пересказанное Аните словоохотливым Шандором, гласило, что под стенами этой твердыни в былые времена сложили головы сотни удальцов, желавших ее захватить. В память об этом и заодно в назидание будущим захватчикам на внешних стенах укрепления были вырезаны барельефы, изображавшие пляску смерти – вереницы танцующих скелетов. Они производили угнетающее впечатление, и Анита была рада, что увидела их лишь мимоходом – когда карета с нею и Шандором подъезжала к крепостным воротам. Внутри крепость не имела никаких украшений, что лишний раз подчеркивало ее сугубо военное назначение.

Излагали, впрочем, и вторую версию того, откуда пошло название. Крепость с пятнадцатого по восемнадцатый век принадлежала знаменитому роду Батори, каковой факт удостоверялся наличием на наружной стене, как раз под скелетами, фамильного герба. Магнатский, а после княжеский и королевский род Батори известен был не только удалым воеводой Стефаном, который в эпоху Иоанна Грозного опустошал Смоленщину и Черниговщину, но и Кровавой графиней Елизаветой, страдавшей патологической жестокостью и убившей за четверть века шестьсот пятьдесят молодых девушек.

Аните отвели комнатку в южной башне. Стены здесь были завешены выцветшими однотонными гобеленами, кровать напоминала походную кушетку, а из прочей мебели наличествовали только столик на гнутых ножках, шкаф из рассохшегося дерева и два стула. Аниту с ее врожденной неприхотливостью спартанская обстановка нисколько не тяготила. Крепость напоминала ей родовой замок в Кастилии, где жил дон Морено, от которого пошел род Моррьентесов. В том замке прошла половина детства Аниты, и дебреценская фортеция вызывала чувство щемящей ностальгии. Но в этом историческом месте, где все дышало древностью, Анита была не гостьей – она была заложницей.

Нет, держали ее не в кандалах, окно комнатки не было забрано решеткой, за порядком следила служанка с непроизносимым именем Эрзсебет (Анита, чтобы не ломать язык, сразу стала звать ее на британский манер – Бетти), а кормили, как в лучших венгерских харчевнях: знаменитый гуляш из нежной телятины, халасли, бограч, паприкаш и множество других вкусностей, большинство из которых Анита раньше не пробовала. Тем не менее ей сразу дали понять, в каком качестве она здесь пребывает. Ей разрешалось гулять по своей башне и выходить во двор. Заглядывать в три остальные башни и тем более покидать пределы крепости категорически возбранялось.

– Это для вашей же безопасности, – пояснил Шандор в первый день, ознакомив Аниту с нехитрыми правилами. – Пусть как можно меньше людей знают, что в самом центре революции проживает подданная жандарма Европы. Еще, чего доброго, примут вас за шпионку.

Жандармом Европы, как уже знала Анита, в Венгрии окрестили российского императора – за то, что отправил на подмогу Францу-Иосифу армию Паскевича. Эта армия, по слухам, стояла уже в считаных десятках верст от Дебрецена, поэтому в воздухе витало напряжение. Анита не ведала, кто жил в трех других башнях, видела лишь, как время от времени во двор въезжали всадники на взмыленных конях. Блестели офицерские знаки отличия и дорогое оружие, из чего Анита заключила, что крепость является чем-то вроде штаба восставших. Или, по крайней мере, гостиницей для высоких чинов.

В южной башне, кроме нее и Бетти, не жил никто. Комната Аниты была на самом верху, а все помещения ниже стояли запертыми. Бетти, чья мать была родом с Западной Украины, немного знала русский язык – потому и была приставлена к пленнице. Анита прекрасно понимала, что это не столько служанка, сколько надсмотрщица. Бетти вечно толклась где-то рядом, часто без спроса входила в комнату госпожи под самыми вздорными предлогами, а прогуливаясь во дворе, Анита постоянно видела в окошке башни ее круглую рожицу.