Лента в окне, жемчуг на лестнице – все это, безусловно, были путеводные знаки. Максимов шел, дрожа от нетерпения. Перламутровая дорожка вела ко входу в одну из комнат. Он открыл ее и сразу почувствовал, что здесь совсем недавно была она – его любимая Нелли… Здесь не было знакомых вещей, но остался ее запах, осталась та непередаваемая аура, которая сопровождала ее повсюду и по которой Максимов мог безошибочно определить ее присутствие. Как завороженный, он поднял с пола еще одну жемчужину – последнюю. Других не было. Перед ним, у кровати с разобранной постелью, лежал плетеный коврик. Максимов сдвинул его и увидел на плитках пола слова, нацарапанные чем-то острым – иглой или концом булавки. Озноб сменился нестерпимым жаром, в мозгу все кипело, как в чайнике, перед глазами словно повесили колыхавшуюся кисею. Максимов крепко зажмурился, снова открыл глаза. Кисея исчезла, теперь он мог прочесть послание, написанное по-русски, большими, чуть кривобокими буквами:
«Меня зовут Анита Моррьентес, по мужу – Максимова. Меня удерживают в заложницах, вырваться нет возможности. Против русской армии будет осуществлена крупная диверсия. Речь идет о какой-то болезни, которая может уничтожить сотни тысяч человек. Точнее сказать не могу, подробностей не знаю. В расположении экспедиционных войск действует лазутчик, которого здесь обозначают кличкой «Красный». Надеюсь, русское командование прочтет мое письмо и примет меры. Также очень прошу отыскать моего мужа Алексея Петровича Максимова. Алекс, я тебя люблю!»
«Катятся ядра, свищут пули, нависли хладные штыки», – вспомнила Анита, созерцая из окна своей кельи грозную картину: русская артиллерия вела обстрел Приюта Мертвецов. Башня содрогалась от ударов и гремевших во дворе разрывов. Анита оторвала от стягивавшего волосы обруча голубую ленту, привязала ее к раме раскрытого окна. Авось поймут, что в комнате женщина, не станут целить сюда.
Этого штурма она ждала с той самой минуты, как увидела приближающихся к крепости людей в русских военных мундирах. Вот оно, спасение! Осталось только пережить бой и выйти к своим. Впрочем, гибель от шального ядра не исключалась, поэтому Анита на всякий случай нацарапала американской булавкой на полу послание, в котором изложила все, что удалось узнать к настоящему моменту. Узнала, конечно, до обидного мало, слышала всего два разговора в подземелье, но и это пригодится штабу Паскевича. Прикрыла надпись ковриком. Стояла, раздумывала, какой бы знак оставить, чтоб нашли. Решение пришло, когда сунула руку в ридикюль, где позвякивали жемчужины из рассыпавшегося ожерелья. Но тут в комнату ворвался Шандор, покрытый пятнами пороховой гари.
– Немедленно уходим! – выкрикнул он и схватил Аниту за руку.
Она уперлась, попыталась выдернуть руку, не сумела.
– Отпустите меня! – потребовала звонким голосом, перекрывшим грохот пушечных залпов. – Я не хочу оставаться в плену!
– Вы хотите умереть? – Он потянул ее к двери. – Скоро ваши соотечественники превратят крепость в руины… Здесь никто не уцелеет! Идемте!
Он был чертовски силен, этот венгерский Пушкин, и от него исходила такая убедительность, что Анита не смогла сопротивляться. Она шла за ним по лестнице вниз и запиналась на каждом шагу, а на самом деле клала на ступеньки жемчужины, одну за другой. Это было все, что она могла сделать.
– Что вы медлите? – нервничал Шандор. – Быстрее!
Постройки во дворе уже занялись и громко трещали под действием огня. У Аниты запершило в горле и защипало в глазах от едкого дыма. Ядра падали справа и слева – точно кто-то гвоздил по крепости гигантским молотом.
Выбежали за ворота. Тут было еще страшнее – к ядрам добавились пули. Анита уже не помышляла о бегстве, инстинктивно вцепилась в руку своего кавалера, следовала за ним, как привязанная. Верила: в этой огненной геенне он один может ее спасти.
Он и спас. Закинул без лишних нежностей в повозку, сам развернулся, пальнул наобум из четырехствольного «Мариетта» в сторону русских позиций. Прыгнул, устроился рядом, проорал вознице:
– Гони!
Повозка устремилась по дороге, Анита в последний раз обернулась и вдруг – наваждение? – увидела среди рваных клочьев дыма, ползущих над каштановой рощей, Максимова. Он стоял, держа в руках ружье, и провожал повозку меланхолическим взглядом. Это был он, точно он! Даже через черно-серое марево Анита различила родное лицо, знакомую фигуру…
– Стой! – вскрикнула она пронзительно и, дрыгнув ногой, угодила вознице каблуком в спину. Купленные Бетти на рынке туфельки были не шибко изящны, зато при случае могли послужить отличным средством как самообороны, так и нападения.
Возница охнул, лошади замедлили бег.
– В чем дело? – рявкнул Шандор, оглянулся и тоже увидел Максимова. – А, он хочет нас подстрелить! Ничего, я его опережу…
Он вскинул пистолет. Анита с истошным воплем двинула его головой в плечо. Раздался выстрел, пуля ушла куда-то в поднебесье.
– Что вы делаете? – возмутился Шандор. – Он нас убьет!
– Не убьет! Это мой муж… Алекс!