Четырнадцать дней

Вне сцены и без шляпы Джерико был сам на себя не похож. Особенно если чернокожая женщина в комбинезоне сидит рядом с ним, а не стоит позади него в стразах. Джерико широко улыбнулся байкерам – они показались ему очень знакомыми, ведь он часто улыбался со сцены таким же байкерам, фермерам, полицейским и уборщикам в магазинах. Обычно он ловил ответные улыбки.

«Здорово, парни, давайте отожжем!» – произнес он строчку припева одной из своих самых популярных песен.

Он знал, что с этими словами и улыбкой они его узнают, увидят в нем их Джерико. Однако все пошло не по плану.

Внезапно выяснилось, что он не просто какой-то белый с какой-то черной девчонкой. Он тот самый Джерико, их друг, чей голос сопровождал их во все сокровенные моменты жизни: в день, когда они похоронили бабулечку; в ночь, когда затащили в постель первую девушку; когда врезали лучшему другу без всякой на то причины; когда впервые получили зарплату и впервые позвонили на работу в понедельник, соврав, что заболели. Джерико, чей голос всегда звучал в их головах в важные моменты, сидел в обнимку с цветной девчонкой. Ини, Мини и Мини-Мо моргнули: Джерико оказался на их местной заправке, и он нежно обнимал, а не трахал широкозадую черную телку.

Джерико вынес им остатки выжженных солнцем мозгов, чем вызвал их глубокое недовольство. Хотелось бы думать, что поклонников задел именно широкий зад.

«Я сейчас приеду домой и переломаю все твои пластинки!» – заявил самый высокий.

«Деньги, полученные от меня, от нас, от троих стоящих здесь белых мужиков, с риском для жизни добывающих в море нефть, ты тратишь на какую-то черную сучку в комбинезоне?» – прорычал самый толстый.

«Заткните пасти!» – твердо, громко и с улыбкой приказал Джерико.

Он умел завораживать людей. Они молча смотрели, как он вышел из машины и вытащил заправочный пистолет из бака. Достал бумажник. Засунул сотенную в какую-то щель на бензоколонке. Мы все молча наблюдали, как он бросил три стодолларовые купюры, одну за другой, в направлении пикапа.

Ини, Мини и Мини-Мо оскорбились. Мини-Мо сказал мне какую-то гадость. С чего бы ему пришли в голову подобные вещи? Я закричала, велев Джерико садиться в машину, но он уже хорошо набрался в тот день, поэтому повиновение приказам или отступление даже не рассматривал. Понимаете, всю среднюю школу он был пухленьким коротышкой, из тех мальчишек, про которых говорят «ростом малой, зато в драке удалой», а потом за одно лето вытянулся до шести футов двух дюймов и налился мышцами. Джерико удали было не занимать, а теперь он еще и ростом вымахал и в плечах раздался. Он врезал Ини прямо в морду, и Мини-Мо ударил его в ответ. Похоже, они старались драться честно, потому что больше никто не влезал, но тут этот гад Мини оглянулся на меня. Тогда я заплакала. Джерико сразу обернулся и отступил назад, в мою сторону. На меня никто не обращал внимания, кроме Мини.

При виде моих слез его глаза засияли – да он явно садист! Я закусила губу и убедилась, что он заметил. Мои пальцы подергивались, как будто я вцеплялась в сиденье машины от испуга. Мини крикнул Джерико: «Твоя сучка меня хочет!» – и на секунду отвернулся, проверяя реакцию Джерико, а я воспользовалась возможностью выхватить два пистолета, которые держала заряженными в сиденье машины и по которым все это время постукивала пальцами в ожидании дальнейшего развития событий. В одно мгновение я отстрелила голубоглазому Мини часть уха.

Такого поворота они никак не ожидали – в отличие от Джерико, который прекрасно меня знал. Как только на моих глазах появились слезы, он начал отходить к машине. К тому времени как я закусила губу, он уже протягивал руку к дверце, отлично зная, что я собираюсь сделать. Папочка научил меня стрелять метко, быстро и первой. Мы вылетели с заправки, и я успела продырявить шины на пикапе, стреляя из обоих пистолетов. Мы остановились только для того, чтобы купить еще патронов. В Джексон мы въехали, со смехом распевая песни Джонни Кэша.

Мы отработали выступление в Джексоне. Потом в Шривпорте. Сыграли в Далласе. Мы не ездили на «кадиллаке», но выступали на концертах и доехали на автобусе аж до Далласа, а затем вылетели обратно в Нэшвилл первым классом. Мы не отступились и не испугались. Я не забыла про подарок на мой пятнадцатый день рождения. У меня на шее висел счастливый талисман, а на пальце сверкало кольцо от Джерико.

Однако, когда мы вернулись домой в Нэшвилл, все прекрасные вещи в доме напоминали Джерико о злобных садистах. Он перестал видеть в них красоту и едва обращал внимание на меня: перед его глазами стояли лишь люди, оплатившие все, что он имел. И он больше не любил их. Единственным, что он еще любил из всего этого, оставалась я.