Четырнадцать дней

И тут я заметила на крыше новенькую – молодую женщину, которая выглядела нервной, не смотрела в глаза и держалась очень скованно. Я забеспокоилась. Как она сюда попала? Каждый день я проверяла, заперты ли входные двери. В «Библии» про нее точно ничего нет. Интересно, она вообще за аренду платит?

«Впрочем, – напомнила я себе, – никто из нас ничего не должен отсутствующему владельцу».

Я глотнула из термоса. Евровидение тоже заметил новенькую.

– Приветствую, – сказал он, когда женщина села на свободный стул, сложив руки на коленях. – Как у вас дела?

– Хорошо, – неуверенно отозвалась она. – А у вас?

– Не припомню, чтобы видел вас здесь раньше.

– Я плохо знаю город, – объяснила она с сильным акцентом.

Английский, очевидно, ей не родной. Похоже, китаянка.

Евровидение одарил девушку ослепительной улыбкой, пропустив мимо ушей ее ответ невпопад.

– Тогда добро пожаловать на крышу! Мы здесь немножко развлекаемся, пока сидим взаперти. Не хотите ли рассказать историю?

– Пожалуй, нет, – выговорила она, заикаясь. – Но может быть, вы сумеете мне помочь? Я ищу друга. Уже давно. Возможно, пора бы уже перестать.

На лице Евровидения отразилось замешательство, но, прежде чем он успел открыть рот, новенькая завела рассказ.

* * *

– Я приехала в город восемь месяцев назад, к началу осеннего семестра. До того я только на картинках видела статую Свободы, Эмпайр-стейт-билдинг и магазины вдоль Пятой авеню. Я и вообразить себе не могла, каких размеров Центральный парк на самом деле: гигантский прямоугольник в самом центре острова, с лесами и озерами, иногда даже хищные птицы попадаются.

Я представляла себе квартиру с окнами, выходящими на парк и небоскребы и, может быть, на магазинчик, где продают футболки с надписью «Я люблю Нью-Йорк» и бейглы с кунжутом. Рассчитывала на два больших окна, но в моей квартирке-студии оказалось только одно – с видом на пожарную лестницу, и никаких парков и небоскребов в него не видно. Я вычитала на туристическом сайте, будто в городе можно добраться куда угодно не более чем за двадцать минут. Должно быть, они имели в виду «добраться на машине», потому что, хотя на Гугл-картах самая южная оконечность Манхэттена, Бэттери-парк, кажется совсем близкой, пешком я туда шла сорок пять минут. Я ходила поздороваться со статуей Свободы, застрявшей на собственном острове, и помахать «Атакующему быку»[72] посреди улицы.

Рассказывая, она смотрела вниз, на сложенные на коленях руки, но тут подняла взгляд на Евровидение и пожала плечами.

– Ну вот такой оказалась Америка. Одинокая зеленая женщина. И бронзовый бык. Подобно многим иностранным студентам из моей страны, я провела здесь два года по студенческой визе, изучая науку о данных, после чего подала бы на рабочую визу и пошла работать финансовым или корпоративным аналитиком, занимаясь закулисной стороной бизнеса. В аэропорту, возле выхода на посадку, я и мои родители не знали, когда мы снова сможем увидеться, поэтому избегали затрагивать эту тему. Они дали мне советы напоследок.

«Не переедай! – велела мама, крепко сжимая мою руку. – А то разжиреешь до неузнаваемости. Не разговаривай с незнакомыми мужчинами и не переживай за нас».

«Сосредоточься на учебе! – сказал папа, сжимая другую руку. – Слушайся своих учителей и маму. И да, не разговаривай с незнакомыми мужчинами».

В магистратуре вместо учителей преподавали профессора: их можно было называть по имени, с ними можно было посидеть в баре, и многие из них – незнакомые мужчины. Мне было трудно привыкнуть к американскому панибратству. К американской приветливости. Единственным верным ответом на вопрос «Эй, как дела?» является «Хорошо, а у тебя?».

(Я бросила взгляд на Евровидение, чья улыбка застыла на последнем предложении. Мне захотелось рассмеяться.)

– Почему блудный сын, а не дочь? – говорила рассказчица. – Потому что дочери не положено уходить. В моей стране дочь считают защитой для родителей, она подобна теплому зимнему одеялу. В первый день занятий я никого не знала. На второй ко мне подошел другой иностранный студент, с вопросом про задание, которое наш профессор забыл, пустившись в долгие рассуждения на тему Второй мировой войны. Тот студент оказался из того же региона, что и я, хотя из другой провинции и города. Мы с ним никогда бы не встретились, если бы не покинули родную страну ради учебы здесь.

Он выглядел знакомо, и рядом с ним я чувствовала себя увереннее. Все время, что я его знала, он носил уродливый вязаный свитер черного цвета с фиолетовыми переплетенными буквами V, никогда не меняя одежду. Мы вместе работали над заданиями. И оба получали средние баллы. Профессор любил нацарапать замечания на полях – намеки, загадки, а иногда просто восклицательные знаки или «Нет, нет, нет!».