Чилийский поэт

Через три дня, утром, когда Прю явилась в их дом, чтобы поселиться в маленькой комнате, Карла убедилась, что Висенте, уговаривая ее сдать помещение, упустил некоторые важные подробности: он предусмотрительно говорил о «женщине примерно твоего возраста». Отчасти это не было ложью, ибо тридцатиоднолетняя и тридцативосьмилетняя женщины во многом выглядят примерно ровесницами. Более того, с биологической точки зрения Прю даже могла иметь ребенка в возрасте Висенте; правда, ей пришлось бы произвести его на свет еще в период полового созревания. Карле показалось разумным предоставить жилье американке, посвятившей себя исследованию чилийской поэзии, причем на непродолжительное время: как утверждал Висенте, «примерно на пару недель». Сын намекнул ей или Карла сама так поняла, что речь пойдет о суровой аспирантке в очках с массивной оправой. Одна из тех дам, которым требуется библиография даже во время прогулок, а не улыбчивая журналистка в шортах и футболке, в которую Висенте – Карла нисколько не сомневалась – успел влюбиться.

Длинноногая стройная блондинка с пышной грудью, овальным лицом, большими зелеными глазами и пухлыми губами, обнажающими идеальные зубы… Карла осмотрела Прю с ног до головы и разочарованно подумала, что ее сын предпочел стандартный вариант женской красоты. Она возложила вину за это на влияние средств массовой информации, на ненавистные конкурсы красоты и надоедливую рекламу, но одновременно упрекнула и себя. Впрочем, себя она тут же простила, ведь, по правде говоря, женщина-янки показалась шикарной и самой Карле.

Висенте внезапно превратился в переводчика Прю, что может показаться невероятным и, в общем, таковым и являлось. Испанский у Прю уже «развязался», и хотя ей все еще было трудно приспособиться к быстрому темпу шепчущей чилийской речи, она в особенно сложные моменты сочетала английский с легким трепетанием и гримасами, которые благодаря любовным порывам Висенте прекрасно расшифровывал. А сам он по-прежнему игнорировал язык Шекспира, но почти полностью понимал Прю.

Пато им на свой лад тоже помогал. Узнав, что Прю собирается писать о чилийской поэзии, он выбрал двенадцать поэтов в возрасте от двадцати до сорока лет для серии предварительных интервью. Отбор был явно необъективным и, разумеется, включал самого Пато, но игнорировал Висенте. Когда Прю поинтересовалась, почему он выбрал одиннадцать мужчин и только одну даму, Пато со свойственной ему небрежностью ответил, что поэтесс больше не нашлось («их мало, и они не очень хороши, правда, не по своей вине, а по вине патриархального капитализма»). Прю все же поблагодарила его за проявленную инициативу – интервью могли стать полезным предварительным этапом работы, ведь надо же было с чего-то начинать.

Интервью проходили в ресторане «Галиндо» в Бельявисте в первую пятницу января. Опыт оказался неоднозначным, но полезным. Вот несколько случайных предварительных выводов, которые Прю записала в блокнот. Не все они значительны, многие касаются не только чилийских поэтов, а некоторые весьма спорны или даже несправедливы, но, в конце концов, эти выводы оказались ценными для ориентации исследования:

– Быть чилийским поэтом – все равно что быть перуанским поваром, бразильским футболистом или венесуэльской топ-моделью, – сказал один из собеседников, и мне показалось, что говорил он на полном серьезе.

– Похоже, чилийские поэты любят давать интервью. Некоторые указывали мне: «запиши это», или «вот это важно», или «это тебе поможет». Они нисколько не скрывали желания как-то повлиять на мой репортаж.

– Чилийские поэты беззастенчиво пялились на мою грудь. И даже единственная женщина, у которой я брала интервью, тоже нахально уставилась на мой бюст.

– Зря я переспала с Висенте. Мне не следовало селиться в его доме. Не желаю сталкиваться с ним каждый раз, когда иду на кухню за йогуртом. И мне не следует поглощать так много йогурта.

– Неруда, Де Рока и Уидобро не терпели друг друга и писали об этой ненависти, а пресса посвящала многие страницы их ссорам. Поэты по-прежнему склонны публиковаться в прессе (хотя ее уже почти не осталось, выживают лишь две-три газеты), совсем не обязательно обсуждая поэзию.

– Чилийские поэты необычайно конкурентоспособны, в этом они походят на ньюйоркцев. Вроде того, как если бы они работали на фондовом рынке, где вращается много денег. Но ничего подобного здесь не происходит. А большинство из них – преподаватели или организаторы мастер-классов, причем даже самые молодые обучают всех желающих. Правительство выделяет стипендии, которых, по-видимому, недостаточно.

– Мне кажется, что некоторые поэты при желании могли бы возглавить какую-нибудь секту. Или стать сенаторами, президентами. Ведь Висенте Уидобро и Пабло Неруда в свое время фактически и были кандидатами в президенты. Не исключено, что нынешние чилийские поэты следуют их примеру.

– Чилийские поэты, как это ни удивительно, более известны, чем прозаики, и многие прозаики пишут романы о поэтах. Поэты здесь – как национальные герои, легендарные личности.