Чилийский поэт

– Уже три раза я видела на улице нищего, торгующего с тележки из супермаркета рукописями своих стихов. По словам Висенте, ознакомившегося с его творчеством, стихи просто великолепны. А по мнению Пато, они – плод болезни, что лишает их «эстетической ценности».

– Большинство тех, у кого я взяла интервью, полагают, что поэзия спасет мир, и считают себя героями-революционерами, что вызывает у меня улыбку. И все же я не берусь утверждать, что они не правы. Может, они действительно изменят мир. Возможно, они революционные герои. Их книги, должно быть, содержат ключи ко всему этому.

– Все опрошенные подарили мне свои сборники стихов и при этом выглядели как бизнесмены, вручающие визитные карточки. Я предупреждала каждого, что мне недоступна художественная литература на испанском языке. Но до сих пор пытаюсь читать эти сборники, иногда даже понимаю целые стихотворения. Я уверена, что понимаю плохие стихи, а хорошие – это те, которые мне совсем не доступны.

– Я дала Висенте книги, которые они мне надарили, условившись, что он поделится со мной мнением, хорошие это произведения или плохие. Висенте сообщил, что все они в некотором роде хороши, но ни одно из стихотворений ему не понравилось. А через две минуты уточнил, что не хочет, чтобы его субъективное мнение на меня повлияло. Обожаю Висенте.

– До конца жизни я хотела бы завтракать поджаренным хлебом с авокадо.

Благодаря этим интервью Прю почувствовала себя подготовленной ко второй части журналистской работы, которая началась беседой с профессором Херардо Рокотто, по разным данным – крупнейшим знатоком новых течений в чилийской поэзии. Профессору Рокотто – в других странах его именовали бы доктором Рокотто, но, к счастью, в Чили называть человека по ученой степени считается китчем – пятьдесят лет, хотя выглядит он гораздо моложе: крепкий, но худощавый, как наездник. Как же он похож на Гаэля Гарсиа, подумала Прю; он смахивает на смуглого и более миниатюрного Гаэля Гарсиа (миниатюра миниатюры).

Интервью назначили в квартире Рокотто, поэтому Прю ожидала увидеть традиционную домашнюю библиотеку, переполненную книгами. Однако в просторной гостиной не оказалось ничего, кроме небольшого столика и двух пляжных шезлонгов.

– Я только что развелся, – беззаботно пояснил Рокотто, предвосхищая вопрос, который Прю вовсе не собиралась ему задавать. Его английский звучал старомодно и фальшиво, даже забавно.

– Мне очень жаль, – сказала Прю. – Я тоже только что развелась.

Она впервые сформулировала свое расставание таким образом, и это как-то успокоило ее.

Рокотто счел завершенным краткий обмен личными признаниями и спросил, с какими поэтами она побеседовала. Прю огласила список и поинтересовалась его мнением, а он отметил, что это любопытная подборка, и через несколько секунд напряженного молчания заявил, что считает выбор ужасным. Она согласилась и сообщила, что, конечно же, намерена взять интервью и у других поэтов, особенно у женщин. Он признал это необходимым и добавил, что следует также уделить внимание маргинальной поэзии и творчеству индейцев. И тут же увлекся обычным, полезным и в то же время бесконечным перечислением имен авторов и библиографических источников. А в остальном интуиция Прю совпадала с направлением научной деятельности Рокотто: слишком много лет чилийская поэзия изучалась как титаническая борьба, в которой гетеросексуальные мужчины бились за микрофон как единственные главные герои, оставив многих других поэтов на обочине. Особенно женщин и группы меньшинств («выражение «группы меньшинств» мне представляется проблематичным», – сразу же подчеркнул Рокотто). Сейчас этот процесс становится все более обширным и беспорядочным, но стимулирующим творчество.

– Полагаю, ты читала Гарольда Блума[32]? – спросил Рокотто.

– Нет, – смущенно ответила Прю. – Он хорош?

– Не-а.

– Но мне нужно было его прочесть?

– Нет.

Рокотто неожиданно достал из внутреннего кармана пиджака листок бумаги, развернул его и внимательно перечитал, прежде чем протянуть Прю. Она увидела список примерно из пятидесяти поэтов, в первую очередь женщин («только не называй их поэтессами, – предостерег он, – это общепринятое испанское слово, но звучит оно крайне уничижительно»), коренных народностей Чили и маргиналов. В общем, целый канон, дополненный библиографией из пятнадцати статей, подписанных Херардо М. Рокотто Контрерасом.

– Вот я и ошеломил тебя, – вдруг признался Рокотто.

– Да нет.

– Ну да.

– Ладно, чуть-чуть, – согласилась Прю.

– Извини, иногда на меня находит, – сказал Рокотто.