Читаем Чилийский поэт полностью

– Не знаю, – ответила Прю, понимая, что должна сказать «да», и это стало бы самым эффективным способом избавиться от него, но она не захотела ему лгать и к тому же не знала, действительно ли хочет избавиться.

– Того, как она обошлась с тобой, врагу не пожелаешь, – произнес Висенте, и трудно было понять, прозвучало это наивно или вполне зрело.

– Да, знаю. У меня сейчас трудный период. И я не могу быть ни с тобой, ни с кем-то еще. Я должна побыть одна. Мне никак нельзя оставаться с тобой.

Они разговаривали стоя, лицом к лицу. Висенте обнял Прю, засунул руку ей под футболку, лаская спину, и одним точным, довольно опытным движением расстегнул лифчик. Однако она оттолкнула его и неумело застегнула лифчик, словно никогда этого прежде не делала.

Молчание затянулось минут на двадцать. Прю твердо решила покинуть комнату. Висенте с трудом удалось ее удержать.

– Обещаешь, чтобы оставить меня в покое? – спросила она, не совсем гладко переводя себя на испанский.

– Да, – подтвердил Висенте. – Я обещаю оставить тебя в покое.


В понедельник утром Прю брала интервью у Тани Миральес, очень молодой поэтессы из столичного района Ла-Флорида, которая утверждала, что выучила английский, слушая британскую рок-группу «Радиохед», и действительно, она все время цитировала строки из песен их альбомов «The Bends» и «Ok Computer», умирая от смеха. Поэтесса показалась Прю очень красивой, и она поймала себя на не слишком радостной мысли, что Висенте мог бы безумно влюбиться в эту девушку.

Днем Прю взяла интервью у шестидесятилетней Кармен Фриас, привыкшей именовать себя поэтессой-целительницей. Они беседовали в Белья-Висте, в небольшой мастерской, которую Кармен называла своим кабинетом. Там не было диванов и вообще какой-либо мебели, а лишь многочисленные подушки с вышитыми «исцеляющими» словами. Прю села на слово «узелок» и, поскольку сидеть было немного неудобно, добавила подушку со словом «наследство».


Во вторник утром Прю брала интервью у Ремо Гонсалеса, поэта-гея, до конца не признающего себя таковым:

– Да, я гей, но дело в том, что я не люблю, чтобы меня «имели», а предпочитаю делать это сам. К тому же мне никто еще не вставлял, поэтому я гей-девственник, – признался он, словно озвучивая декларацию своих принципов.

Во второй половине дня Прю встретилась в парке Кинта Нормаль с поэтессой и эссеисткой Дарианой Лоо, которая зациклилась на проблеме засилья мужчин в чилийской поэзии. Впрочем, время от времени она поясняла, что ее бывший муж, тоже поэт – не такой, как все они («он полностью изжил свой мужской шовинизм»). В пять часов приехал ее бывший муж с восьмилетним мальчиком, их сыном. Ребенок изъяснялся с трудом – у него были проблемы с речью, что показалось Прю парадоксом, ведь он сын сразу двух поэтов. Дариана посетовала, что журналистка не догадалась заодно взять интервью у ее бывшего, и тогда Прю, у которой оставалось немного свободного времени, решила немедленно побеседовать с ним. Женщина ушла с мальчиком, чтобы не мешать. Ее бывший муж, Родди Годой, был странным типом с глазами сибирской лайки и глуповатой, как бы небрежно нарисованной на лице улыбкой. Родди, именующий себя поэтом-экспериментатором, не выдал ничего такого, что Прю сочла бы хоть чуточку интересным.

Пока собеседник вел монолог о доглагольной звуковой постпоэзии[34] или о чем-то подобном, Прю поняла: Дариана и Родди подстроили все заранее. Она отвлеклась размышлениями о том, как это произошло – то ли бывший муж добился, чтобы экс-супруга организовала ему интервью, то ли Дариана и вправду считает его талантливым доглагольным поэтом и добивается упоминания его имени в будущей публикации. Прю подумала также, что между поэтом и поэтессой может действовать некая договоренность, выходящая за рамки любовных отношений, и ее необязательно считать хорошей или плохой. Кстати, родители Прю – стоматологи – работали в одной консультации не только пока были женаты, но и в течение нескольких лет после развода, и к тому же не переставали рекомендовать друг друга пациентам.

Как любила повторять мать Прю: «Твой папа бывает несдержанным и бесчувственным, но он прекрасный стоматолог».

Перейти на страницу:

Все книги серии Loft. Яркая чилийская душа Алехандро Самбра

Чилийский поэт
Чилийский поэт

История об отцах и детях, амбициях и неудачах, а также о том, что значит создать семью. Это ответ на вопрос, что значит быть мужчиной в отношениях – партнером, отцом, отчимом, учителем, любовником, писателем и другом. Самбра полноценно раскрывает тему отношений на всех этапах.После случайной встречи в ночном клубе начинающий поэт Гонсало воссоединяется со своей первой любовью Карлой. И хотя их влечение друг к другу не остыло, изменилось многое другое: среди прочего, у Карлы теперь есть шестилетний сын Висенте. Вскоре все трое образуют счастливую семью – сводную семью, хотя в их языке нет такого слова.В конце концов амбиции тянут влюбленных в разные стороны, но все же маленький Висенте наследует любовь своего бывшего отчима к поэзии. Когда в восемнадцать лет Висенте встречает Пру, американскую журналистку, он побуждает ее писать о чилийских поэтах – не о знаменитых, мертвых, а о живых. Приведет ли это расследование Висенте и Гонсало обратно друг к другу?«Чилийский поэт» – роман о том, как мы выбираем наши семьи и как мы иногда предаем их. Это ответ на вопрос, что значит быть мужчиной в отношениях – партнером, отцом, отчимом, учителем, любовником, писателем и другом.

Алехандро Самбра

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза