Чингисхан

Сделать нойоном любого человека, независимо от его происхождения мог Великий хан, который раздавал титулы и аратов во владение своим нукерам с условием, что те будут за это исправно выполнять определенные повинности. Нойон в своем уделе мог эксплуатировать труд аратов, раздавая им на выпас свой скот или привлекая их к работе в своем хозяйстве. Но в случае войны каждый нойон был обязан по первому требованию выставить положенное число воинов. Военная служба оставалась важнейшей повинностью.

Сам Чингисхан искренне полагал, что все его законы имеют целью сделать монголов счастливыми: «Мои старания и намерения в отношении стрелков и стражей, чернеющих, словно дремучий лес, супруг, невесток и дочерей, алеющих и сверкающих, словно огонь, таковы: усладить их уста сладостью сахара своего благоволения и украсить их с головы до ног ткаными золотом одеждами, посадить их на идущих покойным ходом меринов, напоить их чистой и вкусной водой, пожаловать для их скота хорошие травяные пастбища, повелеть убрать с больших дорог и трактов, являющихся общественными путями, валежник и мусор и все, что может причинить вред, и не допустить, чтобы росли колючки и были сухие растения».

В Ясе главное место занимали статьи о взаимопомощи в походе и запрещении обмана доверившегося. Особое внимание уделялось верности нукеров своему господину. Эти положения – о верности – носили абсолютный характер и распространялись даже на другие племена и народы, с которыми монголы могли враждовать. Добром считались верность и храбрость, а злом – трусость и предательство, даже если это касалось личных качеств противника. Нарушившего эти установления казнили, а врага монголов, оставшегося верным своему правителю, щадили и принимали в свое войско.

Чингисхан уделял большое внимание торговле. В Ясе имелся и такой пункт: «Если кто-либо возьмет товар в кредит и обанкротится, затем опять возьмет товар вновь и еще раз обанкротится, а затем вновь возьмет товар и обанкротится, то должен быть приговорен к смерти после его третьего банкротства», – его передает Аль-Макризи.

Закон защищал имущественные права: было запрещено похищать скот. Похищенный скот нужно было разыскать и вернуть владельцу. Вот как об этом пишет Марко Поло: «Всякий старшина или у кого много скота метит своим знаком жеребцов и кобыл, верблюдов, быков и коров и всякий крупный скот; с меткой пускает их пастись без всякой стражи в равнины и в горы; если скотина смешается, отдают ее тому, чья метка; овец, баранов, козлов пасут люди. Скот у них крупный, жирный, славный», – добавляет венецианец.

Человек, нашедший чужое имущество, должен был сдать его специальному чиновнику. Иначе он считался вором. Де Плано Карпини говорит о том, что воровство каралось смертью: «Если кто-нибудь будет застигнут на земле их владения в грабеже или явном воровстве, то его убивают без всякого сожаления».

Марко Поло сообщает о более мягком наказании: «Суд творят вот как: кто украдет, хоть бы и немного, тому за это семь палочных ударов, или семнадцать, или двадцать семь, или тридцать семь, или сорок семь, и так доходят до трехсот семи, увеличивая по десяти, смотря по тому, что украдено. От этих ударов многие помирают. Кто украдет коня или что-либо другое, тому за это смерть; мечом разрубают его; а кто может дать выкуп, заплатить против украденного в десять раз, того не убивают».

Яса о семейной жизни

Внимание средневековых комментаторов привлекали обычаи и законы монголов, касающиеся семейной жизни и нарушений супружеской верности. Гильом де Рубрук сообщает: «Человекоубийство они карают смертным приговором, так же как соитие не со своею женщиной. Под не своей женщиной я разумею или не его жену, или его служанку. Ибо своей рабыней можно пользоваться как угодно».

Де Плано Карпини тоже очень категорично пишет о том, что у монголов «есть закон или обычай убивать мужчину или женщину, которых они застанут в явном прелюбодеянии; также если девица будет с кем-нибудь блудодействовать, они убивают мужчину и женщину». Аналогично каралась и содомия. Запретил Чингисхан и похищение женщин, ранее бывшее обычной практикой у монголов.

Монаха де Плано Карпини несколько шокировал обычай многоженства, но он довольно много внимания уделил семейному устройству монголов: «между сыном от наложницы и от жены нет никакой разницы, но отец дает каждому из них, что хочет, и если он из рода князей, то сын наложницы является князем постольку же, как и сын законной супруги. И если один Татарин имеет много жен, то каждая из них сама по себе имеет свою ставку и свое семейство; и один день он пьет, ест и спит с одной, а другой день с другою, все-таки одна из них считается старшей среди других, и он бывает с ней чаще, чем с другими, и хотя их так много, они нелегко ссорятся между собою».

Самому Чингисхану молва приписывала до пятисот жен и наложниц, но все это были «его женщины» – то есть либо взятые в плен, либо подаренные ему подчинившимися вождями.