Каждый из этих смысловых оттенков словно «соскальзывает» с разных силуэтов памятника во время движения к нему или вокруг него (убедись лично, когда будешь в Ленинграде). Молчаливая скульптура ... красноречиво (!) рассказывает о Петре и России, пользуясь «отражением» и «выражением». «Отразить» и «выразить» в искусстве — это как бы «повторить» и «придумать». В памятнике, действительно, отражена жизненная похожесть Петра, ибо в скульптурном портрете монумента* в общем-то повторены черты лица, известные нам по посмертной маске. Но в то же время памятник выражает смысл государственной деятельности через все его строение, придуманное скульптором Фальконе. Нельзя же сказать «отражает»: в жизни Петр не мчался на коне ни по скалам, ни по волнам. В лучших памятниках «отражение» и «выражение» соединены. * 172
Скульптор чаще всего обращается к образу человека и даже тогда, когда создает монумент, посвященный не историческому лицу (с именем и фамилией), а какому-то общему событию. В отличие от живописи и графики, скульптура мало «списывает» с жизни. Она — философ[94]
среди искусств, она любит мудрость, постоянно размышляя над теми сторонами жизни, которые скорее видишь умом, сердцем, нежели глазами, а значит смысл их может быть скорее выражен, чем отражен. Умея же выразить их в видимом изображении, скульптура и нас заставляет серьезно задуматься, вспомнить («монео»!) о жизни и смерти, о труде и подвиге, о любви и красоте. Словом, мы вместе размышляем над важнейшими — скажем торжественным греческим словом — Проблемами[95] нашей жизни.Скульптура много раздумывает над смертью, как видишь, даже борясь с нею, умея обессмертить и людей и созданное ими. Однако это грустная тема, потому что никто никогда не хотел умирать. Рахотеп тоже не хотел и затаил в хрустальных глазах надежду на бессмертие. Не хотела и Гегесо*, древняя гречанка. Но ... увы, увы. Она готова переступить печальный последний «порог», хотя чуточку медлит, постепенно расставаясь с людьми, с радостями жизни, даже с маленькими «женскими радостями», хранящимися в шкатулке. Вот колечко в нежных пальцах, иль ожерелье, вот ... «Вот и все» — и прекрасная женщина уходит в поглощающую черноту небытия. И ушла бы, да скульптор остановил мгновенье, не допустив мраморному изображению раствориться в потоке времени. Она прощается ... прощается. * 179
Это мемориальная скульптура. Ее значение в переводе с латыни — «памятная»; но в отличие от «памяти» памятников-монументов именно мемориальная посвящается самой печальной минуте человеческой жизни — ее концу. Начиная с глубокой древности личное горе выражалось чаще всего в скульптурных надгробиях. Среди них, как видишь, есть и подлинные шедевры[96]
... Мраморные элегии[97]*. * 178Однако собираясь в местах захоронений, древних иль старинных, мемориальная скульптура не согласуется друг с другом, потому что она — разная (прекрасные произведения и обыкновенные плиты), потому что они не соединены в общую композицию, в единый ансамбль[98]
. «Быть рядом» — не значит «быть вместе». В таких грустных рощах ты словно окружен разноголосием «мраморных вздохов», «гранитных восклицаний». Будто толпа, в которой каждый поглощен своей личной утратой, каждый жалуется сам по себе, не слыша другого. Но когда в жизни людей случается беда общая — война, и нет семьи без утраты, а в стране миллионы утрат — вот тогда скорбь, сливаясь с себе подобной, становится многоголосой и единой, словно хор ... Или мемориальный комплекс в скульптуре.Мемориал — многосоставное произведение одной темы — темы страдания, героизма, достижения победы через величайшее напряжение сил. Потому он комплекс[99]
, что составлен из разнообразной скульптуры, из архитектуры, с учетом природы; все они связаны между собою так, чтобы постоянно сопровождать нас по исторической земле. Ибо мемориалы увековечивают память людей и места. Они вырастают на местах бывших концентрационных лагерей, «лагерей смерти», на местах решающих битв, великих страданий, великого мужества.О мемориалах нельзя рассказывать заглазно, трудно показывать их частичками на репродукциях. Там надо быть. Надо прошагать путь, проложенный художниками, архитекторами, как проложили они его в Волгограде, Берлине, в Бресте, в белорусской деревне Хатынь, в Саласпилсе под Ригой* ... В Саласпилсе тебя поочередно встречают бетонные гиганты, борцы-страдальцы. Книга не может передать всех особенностей смены впечатлений. Она помогает лишь умом узнать о комплексе, рассмотреть лишь малую долю многосоставного оригинала. Но прочувствовать скульптуру по репродукциям — нельзя. * 182
Оно и понятно. В книге ты — Гулливер, а монументы (!) — лилипуты. В жизни — наоборот! Как подойдешь к гигантам поближе да подымешь голову повыше, дух захватит от величавой величины, скорби и суровости. Они — огромные, словно в них соединились все погибшие, но бессмертные за принятое ими страдание. Потому говорим: «собирательный образ»[100]
.