Но если человек способен вложить в движение любой смысл, значит и скульптор через пластику найденного движения также способен выразить смысл любой, причем самый разнообразный — и простой и сложный. И если в жизни смысл рождает движение, а движение — пластику тела, «пластический отклик» на смысл, то в скульптуре наоборот. Созданная пластика заставит увидеть в себе движение, а в движении прочесть породивший его смысл.
В напряженной сверкающе-вихревой пластике прославленных «Рабочего и колхозницы» Веры Мухиной* отпечаталось редкое в жизни движение: шаг огромного размаха, от которого тела напряглись предельно. Зато руки свободно, властно подняли в мощном единстве орудия своего труда. Движение как бы состоит из двух фаз[103]
: сначала напряглись, чтобы затем свободно поднять серп и молот. Вот смысл и прочитан: через напряженье едва возможного рывка-шага к свободе труда-жизни. А разве это не история нашей страны, трудовых пятилеток, каждая из которых все тот же «сверхшаг»! Справедливо сказать: через найденную пластику движения стальные гиганты выражают идею движения нашего общества к социализму, далее — к коммунизму. И настолько точно, что стали символом[104] социалистического государства уже тогда, когда впервые появились, венчая собой советский павильон на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. Недаром восхищенные парижане повторили изображение двадцатитрехметрового монумента в малом значке, превратив символ в эмблему. * 36, 186—187Оба слова древние, греческие. Они перекликаются друг с другом, потому что всякая эмблема — символ, хотя символ не всегда эмблема. Эмблема — всего лишь знак, нередко выпукло-плоскостной, более или менее подробно изображающий задуманный смысл (серп и молот, красная звезда ...). А символ, как мы видели — это уже художественный образ. Образ неоспоримо точный в найденной художником форме, меткий в выражении главной идеи, что особенно часто встречается именно в скульптуре, склонной к перевоплощениям — «метаморфозам» (гр.).
Этой способностью пластики пользовались в древности, в старину. Многочисленные скульптуры высекались и отдельно, и в каменных «телах» храмов Азии, Африки, Америки, Австралии. Работали «каменных дел мастера» и в разных странах Европы. Умея заключить в скульптуру нужный смысл, с ее помощью в те далекие времена просвещали неграмотных людей. Ведь немногие умели читать книги, зато все читали по скульптурным (и живописным) изображениям священную историю, объяснявшую на свой лад Мир и Порядок Природы.
Скульптура располагалась перед входом в храм*, на его внутренних стенах, и горожане не только с детства знали всех святых, все их поучительные истории; они легко находили каждого из своих молчаливых «учителей», начиная от Высшего бога, кончая земными Отцами; ибо каждый из них имел в храме определенное место. * 188—189
Порядок расположения скульптур на архитектурных плоскостях повторялся из века в век. И если прежде каменная пластика «учила» людей, то для наших современников она всего лишь причудливое украшение храмов. Порядок Природы теперь объясняют Наука и Книги, воспитавшие у людей другие взгляды, другое отношение к храмам как к замечательному творчеству Прошлого.
Поэтому по-прежнему хочется смотреть на старинную пластику. Потому что, как и в былые времена, статуи все так же строги, величественны, все так же полны заложенного в них смысла, придающего скульптуре теперь даже еще большую таинственность. Кто знает нынче ее содержание иль мудреные «наставления» рельефов?
Редко кто, и мы судим о ней иначе, употребляя другие слова. Мы говорим: «декоративно». Действительно, «нарядна» сдвинутая череда каменных людей, «нарядно» тончайшее каменное кружево плоской резьбы.
Так называют скульптуру, навеки соединенную со зданием: «декоративная (украшающая) скульптура»; «скульптурный декор» (украшение), хотя старинную храмовую скульптуру все же чаще именуют «монументальной». Или в крайнем случае — «монументально-декоративной», ибо в ней заложено глубокое содержание.
Существует, однако, разница между пластикой монументальной и декоративной, хотя, разумеется, скульптура, соединившаяся со зданием, все равно украшает его, становится декоративной. (Наверное, потому и дружит так давно архитектура со скульптурой, получая благодаря ей осмысленность и красоту.) В монументальной скульптуре* всегда есть свой, не зависимый от архитектуры смысл, а в декоративной он полностью подвластен зданию. Потому и монументальна храмовая скульптура, ибо в статуях и рельефах заложен независимый смысл «каменной книги», по-своему толкующий устройство мира. Потому и декоративен Аполлон[105]
, ибо он «красивый знак здания»*, он как бы раскрывает нам его смысл. Оно должно быть посвящено искусству, если на его кровле сам «Покровитель искусств». Театр и есть. * 177,180, 51