Вот это новости! Тайка всплеснула руками:
– Эй, ты чего?! Ещё недавно же так радовался! И подписчиков у тебя там были тыщи, и лайков сотни. Что не так-то?
Признаться, она даже немного завидовала Грине. Ну кто бы мог подумать, что леший без труда разберётся в человеческих соцсетях, да ещё и станет таким популярным? У неё самой на все странички только одноклассники были подписаны, ну и мама, конечно…
– Всё не так. – Гриня поскрёб в пшеничной бороде и глянул на неё глазами побитого щеночка. – Ты только глянь, что они мне пишут! Говорят, я жирный!
– Да где же ты жирный?! – вытаращилась на него Тайка. – У тебя вон какие мышцы накачанные и плечи широкие.
– А ещё говорят, мол, дурак я. И урод… – всхлипнул Гриня.
И тут до Тайки дошло. Похоже, леший впервые в жизни столкнулся с сетевыми троллями.
– Надеюсь, ты им не отвечал?
– Ещё чего! Разумеется, ответил. Говорю, кто обзывается, тот сам так и называется. И по матушке припечатал.
– Дай угадаю: а потом вы устроили скандал на сто комментов?
– Сто двадцать восемь… – Гриня опустил виноватый взгляд. – Что мне делать, ведьмушка? Они, вишь ты, друзей привели. Житья мне теперича нету. Хотел лесавок на них натравить, а эти негодяйки – представь себе – отказались вступиться. Сказали: ну их, людишек мерзких и ентернеты с техникой, не разбираемся мы. Так что с лесавками мы тож разругались. И помирились вот только надысь, когда они в беду попали. И то потому, что совестно мне стало. Мой лес – значит, и пожары в ём моя ответственность…
– Дай сюда телефон, – протянула руку Тайка. – С троллями не нужно разговаривать. Они приходят, чтобы нарочно тебя обидеть и самоутвердиться за твой счёт. Поэтому обидные комментарии стираем, обидчика – в бан.
– В жбан?! – обрадовался леший, потирая широкие ладони. – Это я могу! И в тыкву тоже прописать желаю!
– Не в жбан, а в бан. – Впервые после всех своих неудач девушка улыбнулась. – Просто запрещаем им писать тебе гадости. Раз – и всё.
– А разве так можно?
– Почему нет? Вот представь, что в твой лес зашёл какой-нибудь турист. И вместо того, чтобы собирать грибы да ягоды, начал поджигать траву, ломать молодые деревца и раскидывать повсюду мусор. Что ты сделаешь?
– Ну, пугну его, чтобы неповадно было.
– Допустим. А если не помогло?
– Ещё раз пугну.
Леший, похоже, не понимал, чего Тайка от него хочет.
– А конечная-то цель твоих пугалок какая?
– Да шоб энтот турист либо вёл себя прилично, либо вообще в чащу впредь зайти боялся. Неча тут шляться и пакостничать!
– Вот именно. – Она с облегчением выдохнула. – Твоя страница – это как твой лес, понимаешь? Кто с недобрыми намерениями явился – пусть уходит.
– По-о-онял! – Гриня просветлел лицом и вырвал телефон из рук Тайки. – Ща я им всем в жбан! Мой лес – мои правила!
– Кстати, я тут тоже кое-что понял, – встрепенулся Никифор. – Энто не раздорка, а злобушки-воробушки виноваты!
– Кто?!
Тайка, Пушок и Гриня сказали это хором. На домового уставились три пары недоумевающих глаз.
– Эх, молодёжь! Всему-то вас учить надо! – Никифор потёр руки: уж очень он любил порой понаставничать. – Энто бабке Таисье ещё ейная бабка рассказывала – живут на свете такие птички: на вид вроде как воробьи, только пером черны. А глаза горят, аки уголёчки алые. Налетит такая стая, прыгает, чирикает, потешается. Посвист их человечьему уху не слышен, а на нервы действует, аки металлом по стеклу. И начинает ярость в душе закипать. А коли на улицу выйдешь да, божечки не приведи, в помёт ихний вступишь – тут вообще злоба начинает через край перехлёстывать и переть, будто каша из котла. Рот сам собой раскрывается, говорит слова обидные, умножает яд и передаёт дальше. А злобушки-воробушки и рады: ещё пуще чирикают, людским гневом насыщаясь. Может, и жара – тоже их рук дело. Ой, то есть крыльев.
Тайка сперва хотела сказать, что ничего подобного в бабкиной тетрадке не значилось, а потом припомнила страницу, на которую, судя по пятнам, компот какой-то пролили. Вот чернила и растеклись. Небось, там про злобушков-воробушков и было написано.
А Пушок вдруг пристально уставился за окно. Его уши встали торчком, коловерша сосредоточенно завилял охвостьем, перебирая задними лапами и явно готовясь к прыжку.
– Тая! Они там!
– Кто?
Тайка на всякий случай протёрла глаза, но ничего не увидела.
– Да эти злобушки-воробушки. Прям у нас на подоконнике сидят. Пялятся да глумятся. Ух, я им сейчас перья-то повыдергаю!
– Не надо! – крикнул Никифор, но поздно: Пушок уже прыгнул.
Девушка по-прежнему ничего не видела, поэтому ей оставалось полагаться лишь на слух. Коловершьи когти брякнули по карнизу, послышались шелест крыльев и обиженный мяв:
– Уй, я так не играю! Это нечестно!
– Горе ты моё! – Тайка высунулась из окна и освободила несчастного Пушка (у того когти накрепко застряли в ставне), подула на лапки, сунула пряник в пасть.
– Я пофти поймал иф! – запричитал коловерша, жуя угощение. – Цафнул кофтями, прижаф. Кусь – а фместо одного вобобыфка – дфа!
– Ничего не понимаю. Ты прожуй сначала.
– Я снофа кусь – а иф – чефыре. Обифно!
– Хочешь сказать, их стало больше?! – ахнула Тайка.