Пушок отчаянно закивал, а Никифор, огладив бороду, крякнул:
– Оно и понятно: злом умножаем зло.
– У меня от энтой вашей филохсофии голова болит, – скривился Гриня. – Нельзя ли как-то попроще растолковать?
Домовой поднял палец:
– Поясняю: нельзя злобушков-воробушков жрать. Делу оно не поможет, а живот ещё пуще скрутит. – Он снял с морды Пушка что-то невидимое – наверное, перья гадких пташек, – и продолжил: – Их вредный умысел в чём состоит? Шоб зло в мире множилось. А ты его – кусь пополам! Вот так и становится два воробушка, а потом четыре.
– Так как же их тогда извести? – нахмурилась Тайка. – Мне совсем не нравится, что у нас в Дивнозёрье такая пакость завелась. Это значит, и баба Лиза вляпалась уже?
– Угу, ещё как вляпалась, – кивнул Никифор. – И тебе передала. А ты дальше – пнула ведро, наорала на Пушка. Пушок тоже расстроился, но вместо того, чтобы подумать головой, напал на воробушков, они и размножились.
– Значит, и энти… как их… мои сетевые тролли тоже вляпались? – Гриня потряс телефоном. – А давайте этих злобушков-воробушков тоже в жбан?
– Не выйдет, – покачала Тайка. – Это в интернете всё просто, а из жизни вредного соседа не вычеркнешь, злую училку не переспоришь, крикливого начальника ластиком не сотрёшь… Эх.
– Не кручинься, Таюшка-хозяюшка. – Домовой погладил её по поникшим плечам. – Выход есть! Да, злобушки-воробушки всегда рядом, будут стараться напасть, уязвить. Но вот что важно: не нести зло дальше! Скажем, наступили тебе на ногу в автобусе, толкнули или обругали на рынке – воробушек сразу тебе на плечо прыг. А ты ему: кыш-кыш, пернатый!
– Легко тебе говорить, – поджала губы Тайка. – А я ведь их даже не вижу. Откуда мне знать, что ко мне злобушек прилип?
И сама поняла: глупый вопрос. Когда гнев в душе клокочет, всякий это почувствует. Обиду нельзя не заметить.
– Ой, я не то хотела спросить! Скажи, Никифор, как не нести воробушка дальше и на других не пересаживать? Ведь если мне обидно, разве я могу запретить себе обижаться?
– Конечно, не можешь, – улыбнулся домовой. – Да и не должна. Обида – такое же чувство, как все прочие, и гнев тож с кажным случается. Думаешь, я сегодня не злился, когда этот рыжий недотёпа вазочку разбил? Я ведь только-только пол домыл, а он…
– Сам ты недотёпа, – зашипел Пушок, но Тайка заткнула ему пасть ладонью.
– Ну? И как же ты сбросил злобушка-воробушка?
Домовой достал из кармана лимонную мармеладку.
– Я всегда, как чую, шо сейчас ляпну чёт-то не то, сразу дольку ем, и злость утихает. Но это только моё средство, а кажному из вас собственное найти надобно.
– Шоколадный то-о-орт… – мечтательно протянул Пушок. – Уверен, я точно не буду злиться, если мне дать кусочек. Или два. Нет, лучше три!
– Тогда сейчас сбегаю в магазин. – Тайка с готовностью принялась натягивать босоножки.
– Мне тоже ведом отличный способ, – улыбнулся Гриня. – Вам дрова поколоть не надоть? Я всегда как возьму топор, расколю пару чурбачков, и сразу на душе легчает.
– От помощи не откажемся, – хмыкнул Никифор. – Полезный ты гость, Гринька! К пряникам даже не притронулся, зато дров наколешь. Шучу-шучу! Давай вечерком, когда солнце перестанет так палить, баньку твоими полешками натопим, посидим, косточки попарим. Опосля баньки никакой злобушек-воробушек не пристанет, вся грязь мирская будет с нас скатываться, как с гуся вода.
А Тайка, слушая их разговоры, призадумалась: ей-то самой что поможет? Конфеты и торты она любила, но не как утешение, а просто. Банька – хорошо, но не то. Может, генеральную уборку в доме сделать, сбросить негатив? Нет, тоже не вариант…
Уже выйдя за калитку, она вдруг поняла: вот же её средство! Нужно просто пройтись по тенистой улице, вдохнуть терпкий запах летних трав и сена, постоять, прислонившись лбом к коре берёзки, которую они с бабушкой посадили, когда Тайка была совсем маленькой… Воздух родного Дивнозёрья умиротворяет лучше любых успокаивающих травок. А если ещё и включить в наушниках любимую музыку – будет вообще идеальная прогулка. Главное, панамку не забыть и нос кремом намазать.
Проходя мимо зелёного забора бабы Лизы, Тайка помахала ей рукой и положила на столбик у калитки краснощёкое яблоко.
Старуха тоже махнула в ответ:
– Звиняй, Таюша, не заметила я тебя, кады плескала-то. А накричала не со зла – прост испужалась!
– Всё нормально, баб Лиз. Вам в магазине ничего не надо? А то я за тортиком иду.
– Ишь ты! Нонче что, праздник какой-то?
– Ага! День улыбки, – не растерялась Тайка. – Нет, не шутка. Я в интернете прочитала.
– Ну, тогда и мне тоже возьми пироженку с крэ-эмом. Ток маленькую, а то на ночь глядя много есть вредно… Ох, какая же ты заботливая, Таюша! Вот, бывает же и хорошо воспитанная молодёжь!
Злобушки-воробушки для людей невидимы, будь ты хоть ведьма, хоть нет, поэтому Тайка не могла знать, что случилось, пока она бегала за тортиком и обратно. Но Пушок потом рассказал, что незадолго до заката стайка чёрных пташек с алыми горящими глазками-угольками снялась с дерева и молчаливой чёрной тучей потянулась в сторону Михайловки. Видать, голодно стало им в Дивнозёрье.