Чумные ночи

Пятнадцатого ноября в газете «Хавадис-и Арката», находящейся под контролем главы Надзорного министерства, на первой полосе появилась статья, повествующая о поездках королевы и премьер-министра. Автор восхвалял смелость королевы, которая даже в самые страшные дни чумы отправлялась на улицы города, чтобы узнать, как живет народ, выслушать страждущих и раздать подарки. В целом статья была выдержана в восторженном и почтительном духе, но в самом конце звучала и некоторая досада: оказывается, когда королева раздавала сушеную рыбу и пакеты с сухарями в квартале Арпара, ей не удалось поговорить с детьми, которые очень этого хотели, – по той причине, что она не знает мингерского языка. Кроме того, журналист рассказывал историю о женщине, которая очень любила королеву и принесла на встречу с ней свою маленькую голубоглазую дочь; пока королева ласкала девочку и гладила ее по головке, женщина принялась делиться своими горестями: муж умер от чумы, дом сожгли, а обещанное возмещение так и не выплатили. Проговорив сквозь слезы, что у нее никого не осталось и помощи она ждет только от королевы, женщина вдруг, к величайшему своему разочарованию, заметила, что ее величество не понимает ни слова, ибо не знает мингерского языка, на котором с ней говорят. В завершение автор статьи замечал, что народ, безусловно, очень любит королеву, это золотое сердце, но не может не огорчаться из-за того, что она не знает языка нации, которой правит. Кстати, именно по этой причине в последние несколько недель королева предпочитает посещать места, где говорят по-турецки, по-гречески и даже по-французски, то есть богатые кварталы.

Премьер-министр вслух прочитал жене статью (супруги сидели у него в кабинете) и не стал скрывать своей обеспокоенности. По его мнению, за публикацией стоял Мазхар-эфенди. Однако королева со своей всегдашней бесхитростностью и желанием видеть во всем хорошее возразила, что упрек газеты справедлив и заслуживает того, чтобы к нему прислушаться. Будет лучше, если теперь они станут ездить в кварталы победнее, где говорят по-мингерски.

На следующий день супруги изменили маршрут поездки, известив об этом охрану и фотографов, и направились в Кадирлер. Визит прошел удачно: королева старательно и к месту употребляла старые мингерские слова, которые успела выучить, а два очаровательных местных мальчугана на диво удачно изобразили конный экипаж и кучера (даже все звуки воспроизвели точь-в-точь), что очень повеселило всех собравшихся.

Однако еще через день, не успели супруги выйти из ландо в Турунчларе, как два затесавшихся в толпу молодых человека лет двадцати громко, чтобы слышали журналисты, дважды прокричали: «Мингер для мингерцев!» – и дали дёру. Потом, когда королева грустно и без всякого удовольствия раздавала подарки, местные женщины пытались ее утешить, убеждая не обращать внимания на глупых юнцов.

Тем не менее Пакизе-султан приняла этот случай близко к сердцу и написала сестре несколько страниц о том, как несправедливо ее обидели, – ведь, став королевой, она каждый день заучивает по двадцать мингерских слов. Она восхищается любовью Командующего и Зейнеп и разделяет их высокие идеалы. И в конце концов, то, что она родилась в Стамбуле и не очень хорошо знает историю и культуру острова, а также обычаи и политические предпочтения населяющих его многочисленных наций и племен, должно говорить не против нее, а, наоборот, в ее пользу! Ибо, будучи иного, чем все, происхождения, она может держать со всеми равную дистанцию и принимать самые беспристрастные, самые верные решения. Ее предки, создатели самого большого и могущественного государства в истории человечества, не пытались уподобить себе народы, жившие в завоеванных ими землях, а, напротив, охраняли их своеобразие и потому преуспели!

Доктор Нури заметил однажды: «Дорогая Пакизе, а ведь, скорее всего, именно по этой причине, из-за того, что ваши предки, Османы, не были похожи на народы, которыми правили, и не слились с ними в единую нацию, их сегодняшние потомки и теряют одну за другой земли и острова, населенные этими народами».