Чжуанцзы

– Конфуцианцы, моисты, сторонники Яна[184] и Бина[185] составляют четыре школы, а вместе с вашей, учитель, пять. У какой же из школ в действительности истина? А возможно, ею обладает Лу Цзюй? Его ученик сказал: «Я овладел вашим учением, наставник. Я способен зимой без огня приготовить кушанье в треножнике, а летом сделать лед». Лу Цзюй ответил: «Это просто призыв жары с помощью жары, призыв холода с помощью холода, а не то, что я называю учением. Я покажу тебе свое учение». И тут он настроил два инструмента шэ, один положил в зале, другой – в боковой комнате. Тронул тон гун одного инструмента, и откликнулся гун другого, тронул тон цзио одного инструмента, и откликнулся цзио другого, они прозвучали в унисон. Но можно ли изменить строй одной струны и без соответствия пяти тонам, чтобы, тронув ее, вызвать отклик всех двадцати пяти струн? Вот такой звук был бы ведущим. А такова ли твоя истина?

– Ныне конфуцианцы, моисты, сторонники Яна и Бина ведут со мной спор, уничтожая друг друга в речах, подавляя друг друга в славе, – сказал Творящий Благо. – Но меня еще никто не опроверг. Ну, каково?

– Цисец покалечил ногу сыну и, приказав ему стать привратником как человеку неполноценному, отослал к сунцу. Так бросают себе подобных, – сказал Чжуанцзы. – Чтобы уберечь жертвенные сосуды, он обвязал их веревкой. А чтобы отыскать потерянного сына, не вышел даже за пределы царства. Чусец, остановившись в чужом доме, обругал привратника; в полночь в безлюдном месте стал драться с лодочником. Еще не отчалил от берега, а уже затеял ссору.

Когда Чжуанцзы провожал покойника, процессия прошла мимо могилы Творящего Благо. Оглянувшись, Чжуанцзы сказал сопровождающим:

– Как-то инец вымазал себе глиной кончик носа – пятно было с крылышко мухи – и велел плотнику Кремню его обтесать. Топор плотника летал, словно ветер – лишь выслушал приказ и стесал. Снял все пятнышко, не повредив носа, а инец даже не изменился в лице.

Услышав об этом, сунский царь Юань призвал плотника Кремня и сказал: «Попробуй стесать у меня, единственного». Плотник же ответил: «Когда-то я, ваш слуга, мог это сделать, но человека того материала уже давно нет». У меня также нет материала, с тех пор как умер учитель Творящий Благо. Мне не с кем спорить, – заключил Чжуанцзы.

Гуань Чжун заболел, и Хуаньгун задал ему вопрос:

– Можно ли говорить не таясь? Ведь болезнь у вас, Отец Чжун, серьезная. Кому доверить царство, если станет хуже?

– Кому бы хотел, государь? – спросил Гуань Чжун.

– Баошу Я, – ответил царь.

– Нельзя! – сказал Гуань Чжун. – Он – муж прекрасный, чистый и честный. Но всех остальных меряет по себе, а не себя по другим. И потом, раз услышав о чьей-либо ошибке, всю жизнь не забудет. Если доверить ему управление царством, так наверху – запутает правителя, а внизу – станет перечить народу. Пройдет немного времени, и он совершит проступок против государя.

– Кому же можно? – спросил царь.

– Не станет меня, так можно доверить Си Пэну, – ответил Гуань Чжун. – Он такой человек, что высшие о нем забудут, а низшие ему не изменят. Сам сожалеет, что не похож на Желтого Предка, но печалится о тех, кто хуже его. Тот, кто уделяет людям от своей добродетели, называется мудрецом; кто уделяет людям от своих богатств, называется умным. Тот, кто снисходит до людей мудростью, никогда не завоевывает людей; тот, кто спускается к людям умом, всегда завоевывает людей. В царстве он не все услышит, в семье он не все увидит. Не станет меня, так можно Си Пэну.

Плывя по Реке, луский царь поднялся на Обезьянью гору. Увидев его, стадо обезьян в испуге все побросало, разбежалось и укрылось в непроходимой чаще. Только одна обезьяна беспечно прыгала то туда, то сюда, как бы хвастаясь своим искусством перед царем. Царь в нее выстрелил, но она ловко поймала стрелу. Царь велел своим помощникам стрелять беспрерывно, обезьяна же упорствовала до смерти.

Обернувшись, царь сказал своему другу, Красавцу Без Сомнений:

– Эта обезьяна, пренебрегая мною, хвасталась своей ловкостью, надеялась на свою изворотливость – и погибла. Ах! Пусть это послужит тебе предостережением! Не гордись перед людьми своей красотой!

Вернувшись домой, Красавец Без Сомнений обратился к Дуну Платану[186] за наставлениями, как избавиться от своей красоты, отказаться от наслаждений и знатности. Прошло три года, и люди царства стали его хвалить.

Владеющий Своими Чувствами из Южного предместья сидел, облокотясь о стол. Он смотрел вверх и тихо дышал. Войдя к нему повидаться, Странник Красоты Совершенной сказал:

– Вы, учитель, лучший из людей! Вы, конечно, можете телом уподобиться иссохшим костям, а сердцем – угасшему пеплу.