Дальними маршрутами

— Сегодня под Берлином мы должны рассчитаться с фашистами сполна: ой, как руки чешутся отомстить за тебя, наша прекрасная советская земля, за истоптанные поля и луга, за сожженные города и села, за всех сирот и вдов наших. Смерть им и проклятье!

Вышел штурман Антонов. Красный от гнева и возмущения, он хотел сказать многое, но сумел произнести только одну фразу:

— Ударим по центру фашистского логова за тебя, город Ленина, за твои муки и раны!

Летчик Алексей Касаткин сменил Антонова. Он стал торжественно, проникновенно и очень кстати читать стихи Павла Антокольского «Гвардейцу АДД». Вот они:

Лети, неведомый товарищ, Птенец орлиного гнезда, За фронт, по заревам пожарищ На вражеские города. Тебе святая тяжесть мщенья Самим народом вручена. Ей нет отмены и смягченья, Есть мера высшая одна!

С коротким напутствием выступил Герой Советского Союза полковник Щелкунов. Он три с лишним года воспитывал молодых летчиков, много раз летал сам на боевые задания. Сегодня полковник поведет, как и в памятное лето сорок первого года, краснозвездный, с гвардейским знаком на фюзеляже бомбардировщик на Берлин.

Вскоре поступила команда «По самолетам!». И летчиков словно вихрем смело с места сбора. В считанные минуты они уже были у своих воздушных кораблей, занялись последними приготовлениями к полету.

Мы отправимся в полет вместе с капитаном Анатолием Ивановым. Еще до сбора экипажей для читки обращения нам удалось в деталях обговорить весь полет. Сейчас перед посадкой в кабины у нас есть минута-другая свободного времени. Анатолий подошел ко мне вплотную, положил обе руки на мои плечи и, глядя в глаза, спросил:

— Как настроение, Леша?

Мне захотелось сказать Анатолий что-нибудь очень приятное.

И я в эти секунды ничего не нашел другого, как повторить слова, сказанные Ивановым час назад:

— Самое что ни на есть боевое, Анатолий. Ой, как руки чешутся...

Анатолий громко засмеялся и, похлопывая по плечу, весело сказал:

— Люблю летать с единомышленниками.

Выруливали так дружно, что, казалось, самолеты вот-вот столкнутся у старта. Я стоял в астролюке своей кабины и хорошо видел всю эту картину. За экипажем-осветителем старшего лейтенанта Касаткина, который по плану взлетает первым, стремились втиснуться и «старички»: Уромов, Юмашев, Леонтьев, Иконников, Штанько, Федоров, Кротов, Бойко и молодые: Сафронов, Поляков, Меженин, Аврясов, Борисов. Да разве всех перечислишь! В этот апрельский вечер атмосфера на аэродроме так накалилась, что все летчики желали как можно скорей поднять свои бомбовозы, направить их к месту невиданной в истории битвы.

Точно такое же происходило в тот час и в тридцати — сорока километрах от нас на других базах соединения, где экипажи наших друзей летчиков Юспина, Белоусова, Симакова, Мезенцева, Кулакова, Брысева, Кибардина, Калинина, Коростылева, Бирюкова, Новожирова, Алексеева и многих других поднимались в воздух и вели свои корабли на запад. В эту ночь на Берлин шли бомбардировщики многих полков и дивизий авиации дальнего действия. Среди них прославленные летчики дважды Герой Советского Союза Александр Молодчий, Павел Таран, Василий Осипов, Евгений Федоров.

Вскоре и наш самолет лег на маршрут. Иванов быстро установил курс и старался как можно точнее выдержать его. У него превосходное настроение. Да и у меня тоже.

Иванов сигналит лампочкой. Словно отгадывая мои мысли, он весело говорит:

— А помнишь, Алексей, наши многочасовые полеты в стан врага? Помнишь Будапешт, Варшаву, Гданьск, Штеттин, прожекторы, зенитки, ночные истребители?

— Помню, друг, хорошо помню, — отвечаю я.

Да, путь до гитлеровской Германии был труден, очень труден! Зато сегодня над Германией нас встретила очень хорошая весенняя ночь. Уже позади бомбардировщиков осталась Польша. Наши корабли стремительно летят над германской территорией, освобожденной советскими войсками от фашистской тирании. Серая, тусклая лента Одера отходит влево к горизонту.

— Впереди Берлин! — информирую я экипаж.

А через минуту-другую Иванов вызвал на связь радиста старшину Дегтярева и приказал ему:

— Иван, передай радиограмму на землю: «Наше место — Берлин. Идут бои на восточных окраинах города, все полыхает в огне!»

— Есть, передать радиограмму! — четко ответил радист.

Но вот над городом сброшена первая серия светящих бомб, за ней вторая, третья. И как только хорошо обозначились контуры городских кварталов, площадей, промышленных объектов, с воздушных кораблей посыпались вниз фугасные и зажигательные бомбы. Тут же началась стрельба вражеских зенитных батарей — беспорядочная, нервная и неуверенная. Огненные шапки снарядов рвались то на много выше эшелона бомбардировщиков, то где-то далеко в стороне от них. Но пальбу зенитчиков, казалось, и не замечали наши воздушные воины. Сейчас весь свой боевой опыт, накопленный за время войны, хотелось показать каждому летчику, штурману — всему экипажу.

Наш экипаж не был исключением. Увидев на земле первые взрывы и пожары, Иванов громко повторял:

— Поддать надо фашистам, крепче поддать!