– Неправда! – воскликнул Мордекай, с прежней энергией подавшись вперед. – Есть ли на свете другой народ, о котором можно справедливо сказать, что его религия, закон и моральная жизнь составляют единое целое? Есть ли народ, сумевший сохранить и умножить духовное богатство в то самое время, когда его ненавидели с яростью лесного огня, выгоняющего из нор зверей? Существует притча о римском поэте. Когда его корабль потерпел крушение, он поплыл к берегу, зажав в зубах свиток со своими творениями, и сумел их спасти. Но какие истории справедливо отражают образ нашего народа? Его сыны героически сражались за место среди других наций. Да, когда им отрубали руку, они вцеплялись в землю зубами. Но когда плуг и мотыга прошли там, где стоял их храм, они сказали: «Дух жив, а потому давайте превратим его в долговечную оби-тель – долговечную потому, что он обладает способностью передвигаться и его можно передавать из поколения в поколение. Тогда наши нерожденные сыновья смогут обогатиться прошлым и построить надежду на неизменном фундаменте». Они так сказали и так сделали, хотя часто дышали с трудом, словно в гробу, или лежали, раненые, в куче мертвых тел. Гонимый и испуганный, как бездомный пес, иврит заслужил восхищение и зависть своим богатством и мудростью, расточая их вместе с кровью, чтобы наполнить роскошную ванну неиудеев. Иврит впитал знания и распространил их. Его рассеянные по чуждым странам сыны стали новым финикийским народом, работавшим в мраморных карьерах Греции и отдававшим миру сокровища земли. Исконно присущий дух нашей традиции не стоял на месте, но использовал памятники прошлого как семена, прорастающие добродетелями закона и пророчества. Провозгласив: «То, что прежде было вашим, отныне стало нашим», – узурпаторы читали букву нашего закона как темное писание и делали из пергаментных свитков подошвы для озверевших от ярости и жестокости армий. А тем временем наши мудрецы растили и преумножали знания, насыщая их новым смыслом. Однако народ наш широко рассеялся по миру, а ярмо угнетения оказалось не только тяжким, но и мучительно болезненным. Изгнаннику приходилось жить среди жестоких людей – там, где самосознание его народа проявлялось не ярче, чем свет солнца во времена римского владычества, не проникавший в пещеры, где прятались наши праотцы, не ведая, что в этот час на воле – день или ночь. Стоит ли удивляться, что многие из нас невежественны, ограничены в мыслях, суеверны? Стоит ли удивляться?
С этими словами сидевший возле огня Мордекай встал и положил руку на небольшую каминную полку. Возбуждение его росло, хотя голос, поначалу необычайно сильный, заметно слабел и становился хриплым.
– Стоит ли удивляться? Ночь снизошла на них, и они утратили зрение. В темноте трудно что-нибудь рассмотреть. Солнце осветило пророков, а их день остался во мраке. Их ритуалы напоминают безымянные реликвии. Но разве даже главные неиудейские народы не имеют невежественного большинства? Они презирают наши безграмотные обряды. Но куда страшнее безграмотность, не соблюдающая обрядов, опустившаяся до хитрой жадности лисы, для которой любой закон – всего лишь ловушка или лай встревоженной собаки. Под высохшей до состояния предрассудка памятью таится упадок. Среди живущей на трех континентах невежественной массы, соблюдающей наши обычаи и приносящей покаяние божественному единству, душа иудаизма не мертва. Возродите органический центр еврейского народа: позвольте единому Израилю, создавшему и взрастившему религию, стать материальной реальностью. Глядя в сторону своей земли и государства, наш рассеянный по всему миру народ сможет познать достоинство национальной жизни, имеющей собственный голос среди народов Востока и Запада. Тогда мудрость и искусность наших братьев смогут, как в древние времена, стать средством общения и понимания. Пусть это придет, живое тепло достигнет отдаленных уголков Израиля, а предрассудки исчезнут не от позорного отступничества, а от яркого света великих событий, расширяющих чувство и превращающих знание в молодой побег возлюбленных воспоминаний.