Даниэль Деронда

Мордекай вскинул руки и умолк. Гидеон был явно тронут, и хотя не удержался от возражения, голос его звучал мягче и дружелюбнее, чем прежде.

– С одной стороны, хорошо, что ты, Мордекай, умеешь так много извлечь из наших воспоминаний и нашего наследия, – заговорил Гидеон. – Но существует и другая сторона, наполненная не только благодарностью и безобидным величием. Наш народ унаследовал и изрядную долю ненависти. Вокруг до сих пор витают многочисленные проклятия и затаенная вражда, дошедшие со времен преследования. Почему ты говоришь только о хорошем и забываешь все дурное?

– Я не прошу для еврейского народа ничего другого, кроме добра, обещающего добро всем другим народам, – ответил Мордекай. – Дух нашей религии есть любовь, а не ненависть. Учитель сказал, что преступление против человека хуже преступления против Бога. И стоит ли удивляться тому, что ненависть не гаснет в душах евреев, чьи предки жили в невежестве и угнетении? Стоит ли удивляться? Ведь ненависть есть и в душах христиан. Наша жизнь состояла в распространении света. Пусть же центральный костер разгорится снова и свет распространится далеко вокруг. Наши униженные презрением братья научатся думать о священной земле не как о месте праведной нищеты, пригодном лишь для ожидания смерти в предосудительной праздности. Они станут думать о республике, где еврейский дух выкажет свое величие, основав новое государство на древних правилах, очищенных и обогащенных тем неизмеримым опытом, который наши великие сыновья почерпнули из глубины веков. Сколько времени потребуется для этого? Прошло всего лишь два века с тех пор, как первые переселенцы основали великую североамериканскую нацию. Народ ее рос подобно сливающимся рекам: каждый приходил со своими обычаями и со своей верой. И наконец сто лет назад появились новые мирные герои, которые основали великую нацию, опираясь на лучшие европейские принципы. Так пусть же и наши мудрые и богатые братья предстанут героями! Они знают прошлое Востока и Запада, видят примеры лучшей жизни. Новая Персия с ее очищенной религией прославилась в искусстве и мудрости. Так же прославится и новая Иудея – расположенная между Востоком и Западом обитель примирения. Скажет ли кто-нибудь, что пророческое ви́дение нашего народа безнадежно замешано на безрассудстве и фанатизме? Что ангел прогресса не имеет ничего общего с иудаизмом – засыпанном землей городом, мимо которого, словно мимо заброшенного поля, несутся водные потоки? Я утверждаю, что важнейшее условие возрождения народа заключается в его выборе. Сыны Йеуды[71]

должны сделать свой выбор для того, чтобы их снова выбрал Бог. Время Мессии наступит тогда, когда Израиль проявит волю к созданию национального символа. Нил вышел из берегов и затопил все вокруг, но египтяне покорили его: принялись строить оросительные каналы и превратили свою землю в цветущую долину. Должен ли человек, чья душа наделена величием проницательности и решимости, отречься от своих достоинств и сказать: «Я всего лишь наблюдатель, а потому не требуйте от меня ни выбора, ни цели»? Вот в чем заключается проклятие нынешнего времени. Божественный принцип нашего народа – это действие, выбор и мудрая память. Давайте восстанем против проклятия и поможем приблизить собственное светлое будущее и светлое будущее всего мира. Не станем отказываться от нашего высшего дара и говорить: «Сделаем вид, что нас здесь нет», – но выберем наше богатое наследие и приступим к осуществлению братства в нашем народе, а затем и в неиудейского мире. Таково мое видение, и оно непременно исполнится.

Последние слова были произнесены шепотом. Мордекай опустил голову и закрыл глаза. Все молчали. Мордекай не впервые озвучивал свои идеи, но сегодня излагал их с особым пламенным воодушевлением. До сих пор он всегда призывал на борьбу других, сам оставаясь безучастным. Однако присутствие Деронды озарило Мордекая надеждой на исполнение мечты и превратило теорию в страстную уверенность. Опустошенный, он опустился на стул, устремив взгляд куда-то вдаль.

Все почувствовали, что разговор завершился. Возвышенная торжественность Мордекая не допускала дискуссии. Казалось, сегодня любители философии собрались, чтобы услышать трубный глас шофара[72]. Вот он прозвучал, и теперь не оставалось ничего иного, кроме как разойтись. Каждый счел своим долгом попрощаться с Мордекаем лично, однако тот сохранял сосредоточенную неподвижность и ничего не слышал. Меньше чем через десять минут в комнате не осталось никого, кроме Деронды и Мордекая.

Глава III

Спустя несколько минут странная тишина проникла в сознание Мордекая, и он взглянул на Деронду без тени недоумения или удивления, но с выражением спокойного удовлетворения. Деронда придвинул к нему свой стул, чтобы говорить, не повышая голоса. Мордекай заговорил так тихо, как будто думал вслух, не пытаясь вступить в беседу: