Даниэль Деронда

Грандкорт не сомневался, что, выучив, сколько будет дважды два, Гвендолин понимала или подозревала, что именно Лаш организовал ее встречу с Лидией, и именно поэтому потребовала немедленно его удалить из Диплоу. Однако сложные чувства женщин, возбуждаемые сложными причинами, не определяются одной способностью к простым арифметическим действиям, и здесь Грандкорту не хватило единственного элемента мышления, который мог бы спасти его от ошибки, а именно опыта тех самых сложных чувств. Он правильно угадал, что Гвендолин мучила оскорбленная гордость и осознание необходимости подчиниться воле мужа, однако ее раскаяние, даже если бы он знал о нарушенном обещании, оставалось для него таким же неведомым чувством, как обратная сторона луны. Грандкорт был уверен, что Гвендолин не испытывала к Лидии иных чувств, кроме безмолвной ревности, а Лидия, отсылая бриллианты, написала в письме, что некогда они принадлежали ей, и тому подобные любезности, на которые способна соперница. Он обладал торжествующей уверенностью в том, что способен усилить ревность Гвендолин, заставляя ее в то же время еще более безмолвствовать. Грандкорт имел целью привлечь эгоизм жены на свою сторону и, выбрав в качестве третьего лица Лаша, вовсе не хотел ее оскорбить, а предполагал, что она признает в нем единственно возможного посредника.

Однажды утром Грандкорт вошел в будуар Гвендолин и, остановившись перед ней, заговорил самым добродушным, самым убедительным тоном.

– Э-э… Гвендолин… мне необходимо объяснить кое-что насчет недвижимости. Я велел Лашу явиться и обо всем рассказать. Он знает все подробности. Я уезжаю, а он, должно быть, скоро придет. Он единственный, кто способен толково изложить факты. Полагаю, ты не против.

– Тебе известно, что против, – сердито ответила Гвендолин и вскочила. – Я не собираюсь с ним разговаривать.

Она направилась к двери, однако муж опередил ее и заслонил выход.

– Бесполезно ссориться из-за пустяков, – сохраняя спокойствие, продолжил он таким тоном, словно она отказалась ехать на званый вечер. – На свете живет множество неприятных личностей, с которыми приходится беседовать. Люди со знанием жизни не затрудняют себя подобными мелочами. Нужно завершить важное дело. Приятный человек с ним не справится. Если я призвал на помощь Лаша, тебе следует принять его как нечто само собой разумеющееся, а не устраивать сцен. Не стоит кусать себе губы из-за персонажей такого сорта.

Грандкорт говорил так медленно, что Гвендолин успела о многом подумать, а размышление подавило сопротивление. Что ей предстояло узнать о недвижимости? Это могло касаться матери или миссис Глэшер с ее детьми. Какой толк в отказе от встречи с Лашем? Можно ли попросить мужа рассказать обо всем самому? Это будет невыносимо, даже если он согласится. Но если уж он принял решение, то наверняка откажется. Унизительное положение арестованной – муж по-прежнему загораживал дверь – стало нестерпимым. Гвендолин отошла к шкафу, и Грандкорт сделал шаг в ее сторону.

– Я велел Лашу поговорить с тобой, пока меня не будет, – проговорил он после долгого молчания. – Сказать ему, что он может войти?

Повисла еще одна пауза, после чего Гвендолин отвернулась и тихо произнесла:

– Да.

– Я вернусь ко времени верховой прогулки, если ты желаешь, – заключил Грандкорт.

Ответа не последовало. «Она в отчаянном гневе», – подумал он. Однако гнев был молчаливым, а следовательно, неудобства не доставлял. Подождав с минуту, он взял ее за подбородок и поцеловал, в то время как она продолжала стоять, опустив глаза.

Грандкорт молча вышел.

Что ей оставалось делать? Оправданий для жалоб и сетований не нашлось, как бы она ни старалась призвать их на помощь. Все романтические иллюзии, которые она питала, выходя замуж за этого человека, заключались в возможности использовать его по собственному желанию. В итоге он использовал по собственному желанию ее.

Гвендолин ждала визита Лаша, как ожидают болезненной операции, через которую необходимо пройти. Мучительные факты, вызывавшие в ней тяжелые укоры совести, становились еще ужаснее в устах этого человека. Но все это было частью новой игры, где проигрыш означал не просто минус, а никогда не входивший в подсчеты ужасный плюс.

Порученное дело не принесло Лашу ни особой радости, ни особого недовольства.

– Не старайся показаться более неприятным, чем обязывает природа, – посоветовал напоследок Грандкорт.

«Будет видно», – подумал Лаш, однако вслух сказал:

– Напишу для миссис Грандкорт краткое резюме, чтобы она могла прочитать. – Он не предложил изложить в письменном виде все дело, а это означало, что предстоящая беседа не вызывала у него абсолютной неприязни.