Я зрю в тебе Украйны сына!Давно прямого гражданинаЯ в Войнаровском угадал.Я не люблю сердец холодных:Они – враги родной стране,Враги священной старине,Ничто им бремя бед народных;Им чувств высоких не дано,В них нет огня душевной силы;От колыбели до могилыИм пресмыкаться сужденоТы не таков – я это вижу;Но чувств твоих я не унижу,Сказав, что родину моюЯ более, чем ты, люблю.Как должно юному герою,Любя страну своих отцов,Женой, детями и собоюТы ей пожертвовать готов…Но я, но я, пылая местью,Ее спасая от оков,Я жертвовать готов ей – честью.Но к тайне приступить пора:Я чту Великого Петра;Но – покоряяся судьбине —Узнай: я враг ему отныне!..Шаг этот дерзок, знаю я;От случая всему решенье,Успех неверен, и меняИль слава ждет, или поношенье!Но я решился; пусть судьбаГрозит стране родной злосчастьем;Уж близок час, близка борьба,Борьба свободы с самовластьем!И Войнаровский остался верен своему дяде, любя в нем не столько человека и родственника, сколько именно борца за свободу родины. Он относился к Мазепе, как к человеку, даже критически и как бы в укор ему пояснял свой собственный образ мыслей, мыслей свободных, мужественных, республиканских в античном духе:
Он [Мазепа] приковал к себе сердца:Мы в нем главу народа чтили,Мы обожали в нем отца,Мы в нем отечество любили.Не знаю я, хотел ли онСпасти от бед народ Украйны,Иль в ней себе воздвигнуть трон —Мне гетман не открыл сей тайны.Ко нраву хитрого вождяУспел я в десять лет привыкнуть,Но никогда не в силах яБыл замыслов его проникнуть.Он скрытен был от юных дней,И, странник, повторю: не знаю,Что в глубине души своейГотовил он родному краю.Но знаю то, что затаяЛюбовь, родство и глас природы,Его сразил бы первый я,Когда б он стал врагом свободы.Мазепа умер, никому не открыв своих замыслов, и все, кто шел за его гробом, остались при убеждении, что они с Мазепой хоронят свободу своей родины. Так думал и Войнаровский, и память о Мазепе была для него единственным утешением в тяжелые дни тоски и уныния на далеком севере: все мнилось ему, что как отпрыск славного, вольнолюбивого рода, он, Войнаровский, может быть еще нужен для великого дела. Он говорил: