Дело наследника цесаревича

Загорский перетекал, трансформировался, выбрасывал вовне внутреннюю силу и, кажется, даже сам увлекся. Когда он закончил первую часть, сэнсэй совершенно по-европейски захлопал в ладоши и проговорил громко:

– Сразу видно высокую руку[26]. Однако… – тут он сделал паузу, – однако вы не показали подлинного гу́нфу, волшебного искусства, которым так славятся истинные мастера.

Загорский действительно не показал подлинного гунфу – но только потому, что задача была не показать его, а скрыть. Однако вслух смиренно отвечал, что не владеет подлинным гунфу, поскольку недостаточно тренировался. На это старец ничего не ответил, но предложил гостю скрестить руки. Нестор Васильевич на миг заколебался. В прежние времена так вызывали на бой, но вряд ли Ватанабэ-сэнсэй всерьез собирается с ним драться. Видимо, речь шла о дружеской, вполноги, схватке.

Неясно было, как вести себя, чтобы с одной стороны, не поддаться слишком явно, а с другой – не обидеть старика, которому, вероятно, было уже хорошо за семьдесят. Нестор Васильевич решил работать вторым номером и лишь отбиваться, только время от времени демонстрируя ложные удары.

Нестор Васильевич начал с того, что провел пару несильных тычков в корпус, а затем ударил старца ногой в голову. Однако сэнсэй отбил все удары с такой силой, что конечности у коллежского советника загудели.

«Вот так старичок, – подумал он, – такой неровен час может и ногу сломать…»

Стало ясно, что чрезмерная деликатность грозит Загорскому неприятностями, а то и прямым увечьем. Приходилось бить по-настоящему, с применением того самого волшебного гунфу, о котором говорил сэнсэй.

Для атаки из всех внутренних стилей китайского ушу лучше всего, пожалуй, подходил син-и-цюань, Кулак оформленной воли. Его чудовищной силы удары, пробивающие брешь в любой защите, быстрые переходы из низкой стойки в высокий обезьяний прыжок, стальной орлиный хват железными пальцами, способный не только обрушить врага на землю, но и разорвать его на части – все это делало син-и-цюань вещью крайне эффективной и в то же время неприятной для противника.

Атаку Загорский начал с буравящего удара цзуа́н-цюа́нь. После того, как старец легко отбил его и контратаковал, применил пушечной силы пха́о-цюа́нь, от которого противник ловко уклонился. Но коллежский советник не остановился, а тут же неожиданно ударил противника ногой в грудь, от чего сэнсэй попятился и чуть не упал на спину. Развивая успех, Загорский выбросил вперед руку рубящим движением пхи-цюа́нь и так схватил противника, что, если бы на его месте был бык, и тот бы не сумел вырваться.

Ямабуси, однако, не стал вырываться. Он просто последовал за движением Загорского, следуя его силе, и тут случилось нечто непредвиденное. Нестору Васильевичу почудилось, что пространство вокруг него взорвалось, его поднял в воздух какой-то смерч и тут же со страшной силой швырнул на землю.

Нестор Васильевич пришел в себя спустя секунд пять. Он лежал на спине и с изумлением смотрел на усмехающегося ямабуси. Тот не стал торжествовать над поверженным противником, а по-рыцарски подал ему руку и помог подняться.

Неожиданно Загорский услышал рядом с собой веселый смех. Он покосился в сторону и заметил, что из кустов выглядывает юная девушка в бирюзовом кимоно и черных хакама. Нестор Васильевич подумал, что манера носить вместе с кимоно мужские штаны, похоже, вошла у японских женщин в моду.

На один только миг коллежский советник встретился глазами с девушкой и вздрогнул. Ее лицо показалось ему очень странным. С одной стороны, это была традиционная японка с небольшим курносым носиком и раскосыми глазами. С другой – волосы у нее были волнистые, а не прямые, как у японок, и, кроме того, они были не черные, а темно-каштановые. Это само по себе казалось очень странным, хотя, конечно, волосы можно было завить и подкрасить, о таких ухищрениях японки знали хорошо. Но гораздо удивительнее было, что глаза у девушки оказались не черными, а синими.

Живя в Китае, Нестор Васильевич понял, что глаза у китайцев бывают только черные, как и волосы. Таким же образом, по его мнению, должно было обстоять дело и с японцами. Однако перед ним стояла девушка с синими глазами и каштановыми волосами, при этом она была несомненной японкой. Что за чудеса?

Старец слегка нахмурил кустистые седые брови, и барышня исчезла, словно сквозь землю провалилась.

– Это моя внучка, Ёсико, – сказал он заинтригованному гостю. – Шаловливая и непослушная, но она, в сущности, еще дитя.

– Так у вас есть дети? – спросил Загорский.

Лицо у старца потемнело.

– У меня был сын, – отвечал он глухо. – Но он погиб. Несчастный случай.

Харуки, хоть и слабо разбирал английский язык, но слушал их разговор с большим вниманием. Услышав, что сказал старик, он переменился в лице, и что-то быстро спросил у Ватанабэ, Загорский разобрал только слова «Тэкео-сан». Видимо, так звали сына Ватанабэ-сэнсэя. Старец что-то коротко ответил Харуки, Загорский понял лишь слово «Чу́гоку» – «Китай».

Ватанабэ-сэнсэй снова перевел взгляд на коллежского советника.