Сократ.
Я думаю, можно.Виктор.
Значит, если мы задаем вопросы природе и она отвечает нам, это вое равно, что спрашивать Бога и получать от Него ответы?Сократ.
Да.Виктор.
Но что иное делают ученые-экспериментаторы? Их что-то интересует, и они так ставят эксперимент, чтобы природа ответила на их вопрос. Правда, иногда экспериментатор случайно сталкивается с явлением, на основе которого потом строится делая теория. Но всегда ему что-то говорит сама природа, а, значит, Бог.Сократ.
Ты прекрасно рассуждаешь, мой друг!Виктор.
Так могут ли быть какие-нибудь сомнения в научном эксперименте? Я говорю о таком, который надлежащим образом проверен.Сократ.
Как видно, нет.Виктор.
Вот эти-то два истока истины – откровение и эксперимент – я и имею в виду. И я не знаю больше ничего, что было бы несомненным. Даже научная теория, основанная на эксперименте, как известно, не совсем точна, хотя содержит несравненно больше истины, чем математическая система. Эту теорию я бы сравнил с толкованием, которое пророк дает явившемуся ему откровению. То и другое, по-моему, переводит божественное на человеческий язык – язык идей – и, конечно, не может избежать искажений. Следовательно, идеи – нечто сугубо человеческое, не имеющее отношения к Богу и истине. Но ведь философия состоит только из них; стало быть, с ее помощью мы никогда но поймем истинного, божественного, она никогда не раскроет тайны смерти и даже не приблизит нас к этому.Сократ.
И мне сейчас так кажется.Виктор.
Вот почему я и решил оставить философию и серьезно заняться физикой. Притом я не хочу быть только теоретиком, как прежде, я должен сам и экспериментировать, чтобы получать истину из первых рук.Сократ.
А сможешь ли ты?Виктор.
К опытам у меня никогда не было склонности, но раз это своего рода божественное откровение, я должен их полюбить. Я считаю, что жить счастливо может лишь тот, кто соприкасается с тайной смерти, ибо такой человек хоть немного чувствует, что нас ожидает в Боге, и менее страшится неизвестного. Мы видели, что такими людьми могут быть лишь те, кто удостоен откровения, и ученые. К первым я, как видно, не принадлежу; значит, мне остается наука.Сократ.
Что ж, в добрый путь!Виктор.
Но напоследок я хотел бы рассказать тебе, каким я теперь вижу мир.Сократ.
Говори.Виктор.
Как всегда, я буду изображать Бога точкой. Только теперь пусть она лежит не на плоскости, а на торе. Представь себе круг, который вращается вокруг своей касательной; образующееся таким способом тело я и имею в виду .Точка касания изображает Бога, а вместо лучей от Него идут по поверхности тора окружности: они представляют собой разные положения той окружности, вращение которой образовало эту поверхность. Ты следишь за мной?Сократ.
Да, продолжай.Виктор.
Можно по-прежнему представлять себе, что τочка, изображающая Бога, испускает разноцветные световые лучи, но идущие не в плоскости, а по поверхности нашего тора; они излучаются в обе стороны. Человеческие души – это точки, движущиеся но той же поверхности и воспринимающие исходящий от Бога свет; как. и прежде, быстрота движения каждой души поперек лучей везде одинакова. Разноцветные огненные линии, которые ей пря этом представляются, суть образы, идеи, явления, но образы она созерцает недалеко от Бога с одной стороны, а явления – недалеко от Него с другой. Тебе понятно, о чем я говорю?Сократ.
Вполне понятно.Виктор.
Идеи же она видит тогда, когда совершает поперечное движение вдали от Бога, около самой большой окружности тора. И опять выходит, что образ содержит множество идей – они представляют собой его свойства – однако теперь не идея обнимает множество явлений одного рода, а, наоборот, каждое явления обнимает множество идей. А понимаю я это так: чтобы объяснить какое-нибудь явление, ученым требуется много идей, вот и получается, что оно их обнимает. При этом все одинаковые явления, которые наблюдаются в одинаковых экспериментах, я считаю одним явлением .Согласись, что это лучше, нежели полагать, будто, скажем, идея зеленого обнимает все конкретные зеленые цвета.Сократ.
Я даже заслушался, внимая тебе!