Деревья умирают стоя

Маурисьо. Так нельзя. Искусство не здесь делается, сеньорита. (Указывает на сердце) Оно делается тут. (Указывает на лоб) Тут.

Изабелла. Вы ни минуты не волновались?

Маурисьо. Настоящее волнение никогда не выглядит естественно. Например, помнишь, с каким восторгом я ел этот ореховый торт с медом? Но если имеются на свете две вещи, которых я не выношу — это мед и орехи. Вот что я называю мастерством. А тебе, правда, понравился торт?

Изабелла. Очень!

Маурисьо. Что ж, дело вкуса.

Изабелла. Значит, эта дрожь в голосе, когда вы в первый раз увидели бабушку?..

Маурисьо. Простой прием. Им даже резонеры владеют.

Изабелла. И объятие, такое крепкое, без слов, она даже заплакала…

Маурисьо. Все было продумано. Сквозь слезы трудно рассмотреть, как следует. Ты понимаешь?

Изабелла смотрит на него так, как будто он стал ниже ростом.

Изабелла. Да, теперь понимаю. По-видимому, мне еще многому надо учиться.

Маурисьо. Да, многому еще. Но ты сумеешь, Изабелла.

Изабелла. Почему вы зовете меня Изабеллой, когда никто не слышит? Мое имя Марта.

Маурисьо. Здесь — нет. Мы живем другой жизнью, и надо совсем забыть нашу собственную. Чтоб не запутаться.

Изабелла. Хорошо! Скажите мне, какие я сделала ошибки за этот вечер, чтоб я их не повторила.

Маурисьо. Ну что ж, начнем с поцелуя. Точнее, с двух поцелуев. Первый был слишком…

Изабелла. Сестринский?

Маурисьо. Вот именно. Трех лет брака недостаточно, чтобы так охладеть. Зато второй… так тоже не целуются на третий год брака.

Изабелла. Слишком крепкий?

Маурисьо. Да, слишком. В искусстве главное — мера.

Изабелла

. Простите. Это не повторится.

Маурисьо. Надеюсь. Теперь второе: никогда не говори мне «вы». Помни, что мы женаты.

Изабелла. Но ведь мы одни…

Маурисьо. Не имеет значения. Надо приучаться. Знаешь, как поступают осторожные любовники, когда им приходится встречаться в обществе? Они всегда на «вы», даже наедине, чтобы не ошибиться на людях. Мы должны делать то же самое, только наоборот.

Изабелла. Прости, я не знала. А как мы уладим с языком?

Маурисьо. С каким языком?

Изабелла. С моим английским. Ты видишь, бабушка его знает. А я… надеюсь, ты не потребуешь, чтоб я его выучила за одну ночь?

Маурисьо. Надо сделать усилие. В наши дни английский язык приобрел такое значение, что даже янки вынуждены его изучать.

Изабелла. О yes, yes, yes!

Маурисьо. Ты смеешься надо мной?

Изабелла. Над учителем? Что ты! Я никогда бы себе не позволила!

Маурисьо. Не иронизируй! Что это с тобой? Ты вдруг стала на меня как-то иначе смотреть. Ты совсем другая сейчас.

Изабелла. Может быть, это ты для меня стал другим.

(Подходит к нему, говорит дружески) Послушай, Маурисьо. Помнишь, ты мне сказал, что твой имитатор поет лучше, чем настоящий соловей? Ты серьезно это говорил, да?

Маурисьо. Совершенно серьезно. Какая-то птичка… Какая бы она чудесная ни была, ей никогда не сравняться с артистом.

Изабелла. Тогда, значит, ты, правда, веришь, что искусство важнее, чем жизнь?

Маурисьо. Это всегда так. Посмотри на тот палисандр, там в саду. Он теперь значит что-то, потому что от него тень, и он цветет. А завтра он умрет, как умирают деревья: стоя и молча, и никто не вспомнит о нем. Вот если бы его написал великий художник, он жил бы вечно. Ты еще что-нибудь хочешь спросить?

Изабелла. Нет, ничего. Это все, что я хотела знать. (Идет к лестнице)

Маурисьо. Постой! До сих пор я указывал на ошибки. Будет несправедливо, если я не скажу об удачах.

Изабелла. Удачи тоже были? Ну что ж, это неплохо.

Маурисьо. Особенно: этот трюк, чтоб не играть на рояле, раненая рука.

Изабелла. А… Тебе понравилось?

Маурисьо. Я бы и сам не сделал лучше. Чем ты нарисовала кровь? Помадой?

Изабелла. Помадой.

Маурисьо

. Я сразу догадался. Поздравляю! (Пожимает ей руку. Изабелла вскрикивает, отдергивает руку) Что с тобой?

Изабелла. Ничего… так, нервы. (Идет к лестнице)

Маурисьо резко останавливает ее и сдергивает повязку.

Маурисьо. Постой! Ты, правда, порезала руку?

Изабелла. Мне не пришло в голову, как еще можно. Ведь ложь надо придумать. А правда — это легко. Спокойной ночи. (Завязывает руку и идет по лестнице)

Маурисьо. Ты не обидишься, если я тебе кое-что скажу?

Изабелла. Говори.

Маурисьо. У тебя слишком много сердца. Ты никогда не будешь настоящей актрисой.