Год работы на Сегестуса вымотал его, как выматывает год тяжелой болезни. Работа на износ, за еду, без надежды что-нибудь изменить. Тесный дом Сегестуса стоял среди многоквартирных инсул как в центре улья. В инсулах жили работники императорских прядилен и суконных мастерских. Окно отведенной Флавию комнатки выходило на глухую серую стену. Если высунуться подальше, можно было увидеть и вторую стену, изрешеченную дырами окон, а за ней глухой грязный забор. Флавий вспоминал родное селение, невысокие каменные ограды, на которые можно облокотиться, маленькие дворики, обнесенные деревянными галереями, в виноградной тени. Широкую белую дорогу к сливовым садам, пыльные абрикосы на обочине… У него перехватывало дух от воспоминаний. Нет, он туда не вернется. Не дадут. Да и не примут его там.
Сегестусу, похоже, нравилось жить в людском муравейнике. Недалеко отсюда был храм Солнца, где Сегестус через жрецов получал благословение и запасы Крови Солнца для обслуживания нобилей. При этом Сегестус лечил и отребье. У него всегда было слишком много работы, а из помощников только Флавий и еще двое слуг.
Флавий заикнулся было Сегестусу, что он ученик жреца и хотел бы продолжать обучение, но подозрительного взгляда и вопроса: «Кто же тебя учил? Отступник Маркус?» хватило, чтобы больше к этому вопросу не возвращаться.
Бывало, Флавий запирался в своей комнате и беседовал с Магдой. Пытался выцарапать ее мира мертвых — для того, чтобы как следует оскорбить. Такие срывы случались с ним всё чаще.
Новый нексум мог бы успокоить, укрепить душу. Но у казарм Флавий ничего не добился. Только зря потратил половину выходного дня на дорогу туда и обратно.
Раньше военный лагерь находился за пределами Медиолана, но город разросся, и укрепления с казармами стали его частью. После реформы войска легионеров обычно селили по квартирам в городе, а казармы использовали под склады. Но в Медиолане многие горожане были замечены в сочувствии либертинам, а некоторые даже в прямой поддержке, поэтому Моларис предпочел разместить войска в лагере. Добраться туда было нелегко, а уж проникнуть внутрь почти невозможно. Флавий нашел себе помощников среди офицеров, но сейчас никого из них увидеть не удалось. Все были заняты сборами.
Вернувшись к Сегестусу, Флавий свалился на свое узкое ложе и лежал, переводя взгляд с низкого потолка на груду цветного тряпья в углу: у него уже давно не было ни сил, ни охоты прибраться в комнате.
Слугам он сказал, что заболел, и его оставили в покое.
Когда дверь распахнулась, и появился Сегестус с масляной лампой в руке, Флавий неохотно сел на кровати. Сегестус поставил лампу на скамью у входа, а потом неожиданно подскочил к Флавию и залепил ему пощечину.
Флавию показалось, что по комнате пошел звон. Он шатнулся, приложил ладонь к ушибленному месту.
— Что не так? Чем ты недоволен?
— Ты, сволочь, еще спрашиваешь? — загремел Сетестус. — Чего у тебя нет — мозгов или стыда?
Флавий посмотрел, нет ли на ладони крови. Он не мог понять, разбито ли лицо.
— Ну, давай поговорим, — сказал он. — В чем я провинился? Что мне предъявишь, кроме того, что я делал по чужим приказам? Или когда был не в себе? Сейчас я здоров — и чист.
— Чист? — Рука Сегестуса снова поднялась для оплеухи. Сегестус посмотрел на нее удивленно, как на чужую, и Флавий понял, что он не владеет собой. — По-твоему, чужая судьба — пристойная плата за твою жизнь?
— Скажи-ка, если я умру, что ты сделаешь, чтобы вытащить Уирку?
— Как можно сравнивать! Хм…
Сегестус умолк. Флавий вскочил с кровати и подался ему навстречу. Обида придала ему отваги.
— Вот именно. Всё, что угодно. Сегестус, я думал, что заслужил уже твое доверие. Что я должен сделать? Вспороть себе брюхо?
— Ф-фу-у! — выдохнул Сегестус. Под натиском Флавия он допятился до двери, но тут остановился. — Ты, вертун, меня когда-нибудь доведешь. Не всё, что угодно. В том-то и дело, что я не думал, что будет, если… Если тебя вдруг не станет. Внезапно. И возможностей для этого полно. Хочешь доверия? Откажись от Уирки. Не преследуй ее.