Децимация

Товарищи по партии, узнав, что они стали мужем и женой, поздравили их – просто и обыкновенно – пожелали счастья в революционной борьбе. Они получили задание немедленно отправиться в казармы украинских полков и уговорить солдат перейти на сторону восставших рабочих-арсенальцев, которые должны сегодня выступить против рады.

Казармы располагались на Соломенке. У входа на территорию полка Сагайдачного их остановил часовой.

– Хто таки?

Эльвира и Бард показали мандаты, подписанные в большевистском комитете. Солдат долго вертел в руках бумажки, но то ли был слаб в грамоте, или совсем не умел читать, – отдал их обратно, сказав:

– Идить к той казарме, там сейчас чи митинг, чи собрание, – и махнул рукой в сторону третьего здания.

В казарме было холодно, что было видно по пару, выходящему изо ртов солдат. Людей в коридоре не было, но с правой стороны казармы слышался гул. Туда они и пошли. В спальне на нарах сидели солдаты, многие из них курили. Их было гораздо больше, чем нар. За столом президиума сидело трое человек. Один из них с унтерскими нашивками что-то говорил. Увидев входящих Эльвиру и Барда, он замолчал. Шум стих, все удивленно смотрели на них – кто такие? Из президиума спросили:

– Што надо?

– Мы, – начал Бард, – хотим говорить с солдатами.

– А хто вы таки? Украинскою мовою розмовляете?

– Ни, – замотал отрицательно Бард головой.

Но тут вмешалась Эльвира и стала говорить по-украински:

– Мы, товарищи, от большевистского комитета. Если не возражаете – примем участие в вашем митинге.

– Это не митинг, – ответил унтер. – У нас сборы представителей полка.

– А что вы решаете?

– Да, вот вопрос стоит перед нами – расходиться по домам, как это делают сейчас солдаты на фронте, или оставаться еще служить. Так все набрыдло. Не знаешь – нужон ты здесь или нет? И кому?

У Эльвиры отлегло от сердца. Солдаты не хотели служить, и это уже было хорошо. Теперь следовало их убедить перейти на сторону большевиков.

– А где офицеры?

– Нема их. Они все равно хотят служить и потому не пришли сюда. Ну и нехай – без них обойдемся. – Унтер обратился к солдатам: – Будем слухать большевиков?

Солдаты равнодушно смотрели на пришедших. Видимо, агитаторы разных мастей надоели им.

– Багато их було!

– Нехай балакають!

– Да вона по-украински погано знае!

Тимофей Радько пристально всматривался в пришедших – где-то он их видел. И вспомнил – они были с Серегой Артемовым, когда дело чуть не дошло до стрельбы, а потом еще сидели в кабачке. Парень-то вахловатый, а дивчина ничего, смело говорит. И он крикнул:

– Нехай расскажут, што сейчас в Киеве происходит. Бо наше фицерье одно и теж балакае. Говори!

Ободренная таким вмешательством, Эльвира встала и начала говорить. Она находилась под впечатлением сегодняшней ночи, и вдохновение вырывалось из ее груди. Она выступала не в первый раз и знала, как надо подходить к толпе. Чем проще и конкретнее, тем лучше ее поймут, не надо непонятных недомолвок. Слова должны быть как глыбы, чтобы сразу же западали в солдатские головы, а пока их переваривают солдатские мозги, можно сказать и что-то двусмысленное, не совсем конкретное, а потом снова – глыбой в голову.

– Товарищи! – торжественно начала она. – Что вам дала Центральная рада? Что? Да фигу она дала! Обещала многое! Много? А где ее обещания? Да эти обещания в ее больной голове. А больная голова не мыслит правильно – ее надо лечить. Большевики в течение всего года революции говорили, что землю отдадут крестьянам. Отдали? Вы этому свидетели сами. Большевики не обманывают народ.

Сидящие одобрительно загудели. Декрет о земле все читали.

– Говорили, что все отберем у буржуев. Отберем! Дайте только время – выгоним раду, которая их защищает, и вы тоже как в России заберете у них все, что они награбили веками.

Часть солдат заерзала на своих местах. Многие из них участвовали в так называемых экспроприациях, но Центральная рада запретила брать землю. Вкус легкой наживы и грабежей уже проник во многие души солдат. Фишзон уже конкретней перешла к Центральной раде.

– Посмотрите – кто там сидит? Есть ли там хоть один из рабочих, крестьян и солдат? Нет! Вас собирали на какие-то съезды, давали за это деньги, улучшенный паек, новую форму, чтобы вы прилично выглядели и голосовали за них. Сказали, что будут прислушиваться к вашему голосу, собирать вас для совета, а сами без вас сейчас руководят. Кто они? – профессора, писатели, юристы – то есть те, которых до революция кормила буржуазия, а они ей верно прислуживали. И сейчас продолжают служить.

Послышались крики: «А большевики тож антилигенты!».

Но этого вопроса Фишзон ждала. В сравнении сказанное выглядит убедительней. Было видно, что удалось овладеть не только вниманием аудитории, но и повести ее за собой в нужном русле. На последние слова аудитории она согласно тряхнула копной густых, черных волос.