Децимация

– Пан голова! Вы не хуже меня знаете положение на фронтах. Да и фронтов у нас нет. Есть только один фронт – красно-российский. Наши полки Сирко, Грушевского… – Порш выразительно посмотрел на своего председателя, – а также другие воинские соединения без названий уже объявили о своем нейтралитете, другие перешли на московскую сторону. В Киеве некоторые части еще не приняли окончательного решения, но большевистские агитаторы ползают по казармам, как жуки, – днем и ночью. Наших агитаторов нет. Кто еще раньше нам помогал в этом, сейчас ни за какие деньги не хотят идти с нашими идеями ни к народу, ни к солдатам. Поэтому сложно говорить о верности украинских войск нам. Я лучше назову непоколебимо верных – это отряд вольных козаков и галицийские сичевики.

– А какова их численность?

Порш тяжело вздохнул:

– В Киеве, может, человек пятьсот, а то и семьсот наберется. Но я хочу подчеркнуть, что это действительно преданные нашей идее вояки. Сейчас мы набираем на службу российских офицеров, недовольных большевистским режимом, добровольцев из студентов, гимназистов, молодых людей, готовых выступить на защиту отчизны. Уже сформированы такие первые отряды… – Порш секунду поколебался и сделал вывод: – С военной точки зрения провозглашение независимости страны не обеспечено. У нас на Левобережье совсем нет вооруженных сил, а галицийские части Западной Украины воюют сейчас в составе Австро-Венгрии против Антанты. Вот, если бы они нам дали часть этих войск при заключении мира в Брест-Литовске…

– Будем просить Германию, чтобы они оказали давление на Австро-Венгрию, и те передали нам часть галицийских войск после заключения мира, – Грушевский пожевал бледными, как и его белая борода, губами и посмотрел на Винниченко. Тот, словно понимая, что ему надо выступить, стал говорить без разрешения:

– У меня в руках текст четвертого универсала. В нем провозглашается самостоятельность Украины, прежде всего – от России. У меня несколько экземпляров, и всем его сейчас дам, – прочтете самостоятельно. Я считаю, что честно выполнил свой долг перед отчизной-матерью и ухожу с поста председателя правительства. Меня сменит мой коллега по освободительной борьбе.

Винниченко посмотрел в сторону Голубовича, – бледного анемичного юношу, председателя партии украинских эсеров, больше похожего на студента, чем на государственного мужа. Голубович от такого упоминания о нем зарделся, и сухой румянец набежал на его бескровное лицо. Винниченко продолжил:

– Может, кабинет, полностью состоящий из эсеров, не повторит моей ошибки. Я уже не раз говорил о необходимости проведения экономических реформ и, прежде всего, дать крестьянам землю, – он вспомнил разговор с Шульгиным почти месячной давности, и сердце на мгновение сжалось от жалости к себе и тому делу, которому он посвятил столько времени. – Советы давно уже делят землю между крестьянами, а мы все дорабатываем, доделываем какой-то закон о социализации земли. Надо поступать проще – и как большевики объявить, что земля отдается крестьянам, а потом принимать закон о регулировании землепользования. Простота – вот в чем успех большевиков, как у нас в народе говорят: «Простота да чистота – лучшая лепота». А мы ударились в такие сложности, что сами в них не разберемся. Да и вряд ли кто другой сразу же в них разберется. Нам сейчас необходимо хирургическое вмешательство. И его проведут большевики, совместно с украинским народом, – и вырежут нас, как опухоль на теле здорового организма! – Чувствовалось, что Винниченко литератор, и без красивостей в речи обойтись не может. – Я думаю, что нам не следует ожидать этой операции, а временно надо отступить, исправить свои ошибки и вновь, уже без прошлого груза недостатков, возрождать украинскую нацию. Условий для принятия универсала о самостийности Украины нет. Нас не поддерживает наш родной украинский народ. Текст универсала я вам дал. Решайте.

Грушевский недовольно морщился в седую бороду во время выступления Винниченко, и по ее окончании, с некоторой обидой, произнес:

– Вы что-то говорили об анатомии, операциях. Но вы знаете, что есть опухоли, которые нельзя вылечить даже хирургическим вмешательством, – они вечны. И сравнивать наше вечное во времени и пространстве национальное движение с опухолью – крайне некорректно. Владимир Кириллович, универсал, который вы сами подготовили, не нужен в настоящее время?

– Я так не говорил, – отпарировал Винниченко. – Я просто боюсь, что он может остаться простой бумажкой, как воздушный змей, плывущий по воле ветра, – его видно всем, а рукой никто не достанет.

Ковалевский понял, что наступила его очередь говорить, да и надо было прервать диалог Грушевского и Винниченко, который больно ранил сердца присутствующих. Не дожидаясь обращения председателя к себе, начал излагать другую, больную для народа, тему.