Децимация

Винниченко сел и заговорил Христюк:

– Я не могу согласиться с уважаемым Владимиром Кирилловичем. И сейчас у нас есть противники, а с приходом большевиков их станет намного больше. Поэтому надо широко оповестить народ о четвертом универсале. Это мое мнение, но оно опирается на знание интересов народа.

– Вообще-то, – начал Голубович, – я должен согласиться с бывшим председателем. Моему правительству сейчас нужно хоть немного времени относительного спокойствия, чтобы принять ряд решений, которые бы помогли стабилизировать обстановку.

При этих словах Винниченко поморщился.

– Поэтому, – продолжал Голубович, – я думаю, что этот документ надо принять, оповестить о нем всех союзников, но пока в печати не обнародовать. Мы его опубликуем в самый трудный для нас момент или наоборот – при наших победах.

Грушевский, пожевав губами что-то несуществующее, кивнул:

– В этом предложении есть смысл. Пока широко не будем сообщать о нашем универсале. Не следует подливать масла в народный костер борьбы. Но принять документ, чтобы с нами разговаривали все иностранные державы, как с равной державой, мы обязаны. Их об этом оповестим и поставим вопрос о равноправном сотрудничестве. Нет возражений?

Возражений не было. Авторитет и учительское отношение к своим соратникам были главными козырями Грушевского. Он обратился к Поршу:

– Вы не скажете, где сейчас Петлюра и сколько у него войска?

– Он под давлением красного бандита Муравьева отступил из Полтавы, со своим кошем. От прямых боев уклоняется. Силы неравны. По последним данным он был в Гребенке. Сейчас он эвакуирует имущество складов Юго-Западного фронта. Нам сейчас крайне необходимо оружие, обмундирование, продовольствие и многое другое. Нельзя, чтобы имущество фронтов попало к красным. Скоро со всем этим имуществом пан Петлюра прибудет в Киев.

При упоминании о Петлюре Винниченко скривился: «Грабежом занимается», – подумал он.

– Хорошо, – Грушевский как бы подвел итог рассмотрения вопроса о независимости. – Хорошо, что Петлюра возвращается в Киев. Его присутствие, несомненно, внесет свежую струю в нашу деятельность, активизирует нашу работу. Его удаление из правительства было нашей ошибкой… – он повернулся к социал-демократу Винниченко. – Здесь сыграли роль политические и личные амбиции социал-демократической партии. Как я понял, наши войска не вступают в бои с красными. Это не способствует повышению национального самосознания, истинно козацкого духа. Но есть и положительный момент – мы сохраним своих воинов для будущих сражений.

Наклонившись над столом, через кружки очков рассматривал бумаги, потом поднял голову:

– И еще один важнейший вопрос, по которому мы должны без всяких интерпелляций принять определенное для всех решение. Наша делегация в Брест-Литовске ведет переговоры с Германией и Австро-Венгрией. Они готовы заключить с нами мир, невзирая на противодействие России. Я думаю, что вы согласны с такой постановкой вопроса. Немцы разговаривают с нами, как с самостоятельной державой, и это очень приятно. Они отсекают в ходе переговоров Украину от России, и украинские вопросы с ними не обсуждают. Это успех нашей дипломатии, признание важности существования нашей державы, ее влияния на международные проблемы. Немцы дали нам понять, что они готовы нам, как самостоятельной державе, оказать военную помощь в войне с большевиками и всей Московией. И эта помощь не простая, в виде присылке галицийских отрядов, – армия Германии и Австро-Венгрии готова сама вступить в войну с большевиками на территории Украины. Но за это они требуют ряда уступок от нас…

Перебив Грушевского, неожиданно торопливо стал говорить Христюк:

– Австро-Венгрия требует, чтобы Западная Галиция, Волынь не были присоединены к основной части Украины. Этого наша делегация на переговорах не должна допустить. Надо добиваться целостности державы. Мы, как я говорил, всегда мечтали о воссоединении с Киевом. Я вижу, что у некоторых членов правительства другое мнение, они готовы торговать нашей землей. Я считаю, что нельзя допускать никаких уступок в Бресте по этому вопросу.

Но присутствующие в ответ на его тираду молчали. Грушевский до революции, будучи профессором Львовского университета, выступал с заявлениями, что Австро-Венгерская империя – это образец национального устройства государства, и лучше находиться в ее составе, чем в России. И сейчас он был не склонен отрекаться от своих взглядов. Его мнение склонялось к тому, что переговоры не должны быть сорваны из-за неуступчивости украинской делегации по территориальному вопросу. И он, понимая состояние Христюка, как можно мягче сказал ему: