Децимация

– Об этом я сказал только тебе! – уже жестко повторил Грушевский. – И пока об этом никому ни слова.

Орест кивнул. В дверь заглянул адъютант, который, зная Яцишина, пропустил его без доклада. Грушевский понял, что пора прощаться. Он подошел к Оресту, обнял его и поцеловал в лоб:

– Побед тебе и твоим друзьям в нашей великой борьбе. Береги себя.

– Спасибо, батька. До свидания!

Орест повернулся и пошел к двери. У Грушевского защемило в груди, когда Орест подпрыгивающей мальчишеской походкой, с непривычно болтающейся винтовкой на плече выходил из двери. «Куда им воевать? Там же у большевиков фронтовики, знающие войну не понаслышке и стрельбу не в тире. А это дети. Куда им воевать? Только дух показать. Куда они? На смерть». Старческая слеза скатилась по одутловатому лицу и убежала в бороду. Вошел адъютант. Грушевский, полуотвернувшись от него, украдкой вытер слезу, снял очки и платочком стал тщательно протирать их стекла. Ни адъютант, никто другой не должны видеть его минутной слабости.

На другой день тридцать девять человек, специально приглашенные на закрытое заседание Малой рады, приняли тайком от своего народа четвертый универсал о самостийности Украины. Опубликовать этот документ решили позже, – но когда точно, не определили. Тайну нельзя раскрывать народу раньше положенного времени.

29

Винниченко после заседания покинул здание Педагогического музея раньше, до наступления темноты. Автомобиль с охраной ждал его. Но эта услуга оказывалась ему в последний раз. Морозный воздух бодрил и отвлекал от привычных надоевших дел. Винниченко сел в автомобиль на заднее место, спереди расположился охранник, рядом другой. Автомобиль тронулся по Владимирской, свернул к Большой Васильковской. На углу находилось издательство газеты «Киевлянин», которым более пятидесяти лет владели Шульгины. Винниченко вдруг почувствовал острую необходимость поговорить с нынешним ее издателем, о котором он сегодня мысленно вспоминал – Василием Витальевичем Шульгиным. «Умница, – подумал он о Шульгине. – Только жаль, что не наш». Он приказал шоферу остановиться, а охране подождать его, и вошел в здание редакции. Спросив посыльного, здесь ли Шульгин, и получив утвердительный ответ, Винниченко произнес:

– Голубчик. Пока я буду подниматься к хозяину, вы бежите вперед и спросите, может ли он меня принять.

Зная, что здесь разговаривают только по-русски, Винниченко обращался к посыльному по-русски. Тот, узнав по портретам главу украинской рады, побежал бегом по лестнице на второй этаж, а Винниченко степенно, по-барски последовал за ним. Не успел Винниченко подойти к кабинету редактора, как дверь открылась, и вышел Шульгин.

– Добрый вечер, Владимир Кириллович! Вот кого не ждал у себя, так это вас. Проходите. Искренне рад.

– Я сам не ожидал, что появлюсь в ваших владениях, да вот ехал на автомобиле, думаю, дай загляну.

Они вошли в кабинет, и Шульгин предложил сесть за журнальный столик.

– Может, распорядиться, чтобы принесли чаю или чего вы пожелаете? – осведомился Шульгин.

– Нет. Спасибо, Василий Витальевич. Я хочу с вами по-дружески поговорить. Прояснить некоторые вопросы. Вы в политике умудренный человек, известный… недаром были членом трех государственных дум, близки к царю.

– С каких пор я стал вам другом? – усмехнулся Шульгин. – А царя знал… которого вы мечтали свергнуть. Но свергли его не вы и большевики, а другие.

– Кто это – другие?

– Буржуазия, военные и политики. Это был мощный государственный заговор. Николай Второй слишком глубоко воспринял идею личной ответственности семьи Романовых за Россию. И никак не хотел поделиться властью с другими. Царь жил при феодализме, а в России уже капитализм. Надо было ему что-то уступить во власти. Я его просил перед отречением посмотреть реальности в глаза, но он не захотел и предпочел временно уйти. Так он рассчитывает. Но, к сожалению, к власти пришли политики, стали делить российскую добычу, поэтому не удержались у власти – и их свергли большевики. Но не вы их свергли – социал-демократы разных национальностей и мастей, – а, как ни прискорбно, большевики.

– А кто был во главе заговора?

– Все были главными, но был координационный центр. Это секрет на долгое время. Когда на престол вернется царь, об этом можно будет рассказать.

Конечно, Шульгин многое знал из жизни политического закулисья России, но и он был связан тайными обязательствами перед кем-то более высшим. Больше об этом Шульгин говорить не стал, а Винниченко не посмел задать ему вопросы на эту тему.