Децимация

Шульгин – талантливый журналист и редактор, Винниченко – талантливый писатель и драматург. Шульгин – менее талантливый писатель, Винниченко – менее талантливый журналист. Оба давно известные политические деятели – один на монархических позициях, другой на социалистических. Оба – любимцы женщин, о чем знали и Петербург, и Киев. Винниченко – организатор украинского национального движения, его вдохновитель. Шульгин – известный деятель российского монархического движения. Многое у них в жизни было общего – только взгляды разные. Они действительно не были дружны друг с другом, более того – часто обвиняли один другого публично в неправильности взглядов и действий, но жизнь иногда уготавливала им такие встречи, где они беседовали не как политики, а как обыкновенные «человеки». Они были как плюс и минус, а кто из них с каким зарядом – непонятно. Но между этими двумя полюсами находилась страна и народ – человек с конкретной судьбой, и магнитное поле, образующееся из этих двух сил, могло или все сжечь, или наоборот – благотворно повлиять на все и дать импульс цветущей жизни. Но сейчас они были оба одного заряда, не соприкасающегося друг с другом, а отталкивающиеся, и крохотной пленкой, не дававшей им соприкоснуться, был многомиллионный народ, отрицающий их крайние позиции. Сколько еще было в России в это время магнитов и магнитиков, притягивающих к себе какую-то часть хрупких, человеческих судеб, ломающих и уничтожающих их.

Сейчас, в Киеве Шульгин в глубокой тайне создал организацию «Азбука» и числился в ней под буквой «Веди». Он и его соратники боролись, пока без привлечения широкого круга лиц, против большевизма, украинского национализма, одновременно почему-то оставаясь верными монархии. Как когда-то говорил Ленин «…страшно далеки они от народа». И это было верной оценкой не только декабристов, но и политиков семнадцатого года.

– О чем же вы хотели со мной поговорить, уважаемый Владимир Кириллович? Какой вдруг вопрос стал бередить вашу душу, как червяк – корень яблони? – употребил Шульгин фразу из произведения Винниченко.

Винниченко с удивленной благодарностью взглянул на него.

– Вы даже читали мои книги? Очень приятно, я вам благодарен. Но о серьезном. Мне бы хотелось узнать ваше личное мнение о сегодняшнем политическом моменте и… что будет дальше.

– Что есть – то и будет. Все проиграли. Мы на данный момент – Россию, вы – Украину. Но мы также пока проиграли и Украину. Но вы, в отличие от нас, проиграли то, чего не имели никогда. А мы потеряли то, что имели. В этом наше схожесть и отличие.

– Согласен с вашей оценкой. Мы оба проиграли, но я считаю, мы оба стали умнее и, когда все вернется на круги своя, мы все это снова повторим на более высоком уровне, с учетом нашего опыта. Будет у нас новый царь, только не тот, что прежде, а конституционный, а потом… наши движения не могут жить без революций. И периодически мы будем менять страну и народ, приспосабливая их в ходе революции к себе.

– Я последние годы занимался вопросом психологии государств. Что-то мне стало понятней, другое наоборот – запутанней. Но вы правы в том, что России нужен царь, как вы правильно выразились – конституционный, даже временный. Но царь. Только он один может удержать огромнейшую страну в руках, целую и неделимую. Нужен божественный символ собирания всех народов, и им может быть только российский царь. Не будет царя – Россия развалится. Западная демократия – не для нас. Эта демократия заведет все человечество в тупик. Мы – своеобразная страна, живущая не во времени, а в пространстве. Эти философские категории были для нас несовместимы никогда. Пространство требует медленного течения времени, а соседи и их история нас всегда подстегивали. Пытался Петр Первый совместить эти противоположности, а к чему это привело – к жертвам. Хотела этого Екатерина Великая – снова кровавые восстания. Наполеон захотел подстегнуть российское время, но замерз на наших пространствах. Столыпин решился воплотить в жизнь идеи великих людей – снова жертвы, и сам он пал здесь, в Киеве, древнерусской столице. Теперь привести к равенству эти два понятия хотят большевики. Но они идут дальше, чем предыдущие реформаторы. Они хотят обогнать время, не понимая, что пространство не даст им этой возможности. И снова будут моря крови. В этом трагедия России. Она непонятна даже блестящим западным умам, которые привыкли смотреть на нее через треугольную стеклянную призму, не понимая, что существует в России еще четвертое измерение, и этим измерением всегда пользовались наши еще более яркие, чем на западе, умы и деятели. Но именно эту грань ума и красоты у нас беспощадно отламывали, изымали и старались вернуть нас в трехмерное пространство, где углами являются – безумная власть, беспредельное состояние немногих и скрытый национальный дух. Но у нас есть еще нераскрытая грань, которая периодически то затачивается, то тупеет – народ. Русский народ оказался выше национального духа, и обидно признавать – он стал интернационалистом. В этом его беда, вылившаяся в победу большевиков.