Децимация

– Я вам когда-то говорил, что вы всегда надеетесь на доброго дядю. Но дядя добр, когда обещает. А когда добивается своего – он превращается в хозяина. Я уже думал об этом, а в последнее время стал уверен, что вы предоставите Германии возможность для оккупации Украины.

Винниченко побледнел от мысли, что Шульгин разгадал намерения Центральной рады, и он стал говорить как можно более ровным голосом:

– Ну, нет. Это вы сами домыслили, особенно насчет Германии и какой-то оккупации. У нас же есть не только противники, как Германия, но и союзники, – в лице той части мира, которая борется против немцев. И они мощнее своего врага.

– Вы союзникам нужны, как камень под боком России… и еще как пушечное мясо. Помощи сейчас они вам не дадут, кроме устных клятв о дружбе и то – произнесенных дипломатическим клерком, а не членом правительства. Это вы продадите немцам свою горячо любимую неньку-Украину позорно и бесстыдно, с открытыми глазами. А кошачьи очи – дыму не боятся. И с этими наглыми глазами захотите и дальше продолжать руководить проданным вами народом. И все вы делаете для того, чтобы выгнать российские войска, а не большевиков. Но вы не видите долговременных последствий этой акции. Эта оккупация позволит немцам затянуть проигранную ими войну и послужит укреплению власти большевиков. Это лишние жертвы со всех сторон, но особенно – с нашей и вашей. Вот тогда весь мир будет тыкать пальцем в правительство, которое вы возглавляете, затянувшее и без того долгую войну. Вы хотите всемирного позора и презрения?

– Я же сказал, что мы не думаем отдавать Украину немцам. А перед этим, говоря о звере, я назвал ту силу, которая может остановить большевиков.

– Галиция – это не сила, а вонь! – отмахнулся Шульгин. – Но вот как отнесется народ к приходу немцев? Он же вас проклянет на все века. Хотя народ у нас прекрасный, отходчивый, и он быстро забывает плохое и тех, кто это сделал. Вы любите себя, свою вздорную идею, а не народ, от имени которого вы печетесь ради маленькой группы людей. То, что вы сделаете, будет означать конец всем мирным преобразованиям, начнется насилие, но уже не духовное, а физическое.

Винниченко твердо произнес:

– Я лично и мой кабинет никогда не подпишет никакого документа, позорящего нашу идею и наш народ.

Шульгин открыто улыбнулся:

– Я всегда знал вас как честного человека, этим вы выделяетесь среди своих коллег по идее. Ваши честные, реалистические рассказы мне всегда нравились. В них действительно присутствует народный, а не придуманный национальный дух.

– А пьесы? – довольный похвалой профессионала, спросил Винниченко.

– В пьесах, на мой взгляд, очень много символизма. Поэтому они не совсем близки моему восприятию. Но это мое личное мнение. Впрочем, сценический успех ваших пьес, противоречит моему мнению, – уклончиво ответил Шульгин.

Винниченко растаял, и литератор в его душе победил политика.

– Я не говорил вам о том, что с завтрашнего дня я уже не председатель генерального секретариата? Да и секретариата больше нет.

– Как?

– Да, сегодня принято такое решение, – улыбнувшись, ответил Винниченко. – Теперь будет совет министров. Прощай национальный колорит в лице генерального секретариата! Поэтому я больше не буду подписывать никаких документов, унижающих меня как личность.

– Что же вы об этом раньше не сказали? Я бы дал это сообщение в номер.

– Завтра будет официальное сообщение.

– Если вы ушли по личным мотивам, то вы достойный человек, если по политическим – вы честный человек. А куда же вы? Чем будете заниматься?

– Хочу поехать на родину, в Геническ. У меня много творческих планов, задумок. Пора их реализовать. Да и отдохнуть надо.

Разговор был закончен. По виду обоих можно было предположить, что они им довольны. Особенно тем, что политические разногласия не смогли помешать откровенному и дружественному объяснению. Шульгин проводил гостя до лестницы и крикнул посыльному, чтобы он проводил Винниченко далее.

По дороге домой, в автомобиле, Винниченко мучительно думал: «Что делать? Как исправить положение?» и приходил к выводу – везде тупик.

30

«Арсенал» был центром восстания, к которому притягивались взоры его сторонников и противников. Попытка «вольных козаков» разоружить рабочих окончилась для них неудачей, и они были изгнаны с завода. Потом в течение нескольких дней завод переходил из рук в руки. Его брали сичевики, но рабочие снова изгоняли их. Существовала договоренность с наступающими красными о начале восстания в тот момент, когда они подойдут к Киеву, и этим облегчат взятие древней русской столицы. Но постоянные налеты на завод «козаков» и сичевиков, попытки вывезти оружие, боеприпасы и станки с «Арсенала» накаляли обстановку. В городе расклеивались и распространялись листовки, в которых говорилось: