Децимация

Артиллерийский обстрел прекратился, и под прикрытием пулеметного огня из Кадетского леса начали выдвигаться гайдамаки, одетые в темно-зеленые, с голубыми башлыками, куртки. Бронемашины, не прекращая огня, подходили ближе к стенам завода. Из цехов стали выскакивать рабочие и занимать свои позиции возле стены. Бард и Эльвира заняли позицию на втором этаже. Окно было забаррикадировано кирпичом и кусками железа. Бард кроме револьвера получил винтовку, но пока не стрелял, понимая, что стрелок он плохой, и берег патроны в надежде, что враг подойдет ближе, и тогда он сможет в него попасть. Пулеметный огонь из центрального корпуса по бронемашинам не позволял тем приблизиться к заводу, а когда одна из бронемашин остановилась, присев на пробитый пулею скат, а ее экипаж через противоположную дверцу выскочил наружу, второй бронеавтомобиль отошел и издалека стал прикрывать своих огнем. Гайдамаки залегли в лесу и не пытались перебежать через площадь к заводу. Перестрелка продолжалась еще полчаса, потом гайдамаки отошли.

Сверху Бард с Эльвирой видели, как красногвардейцы настороженно вставали из-за своих хилых укрытий и стали заносить раненных и убитых в центральное здание. Потом снова раздались разрывы тяжелых снарядов. Один из них разорвался в их цехе, и испуганная Эльвира предложила Барду спуститься в подвал, что они и сделали. Впервые Бард видел ее испуганной и покорной. Бард хотел ее успокоить, но вид находившихся в подвале раненных красногвардейцев не позволял этого сделать.

В этот день атаки повторялись еще дважды, и постоянно перед ними шел интенсивный артиллерийский обстрел. Когда стемнело, обстрел прекратился. Хотелось есть и спать. Бард, прислонившись к стенке подвала, заснул. Эльвира, поправив его голову поудобнее, тоже задремала. Ее разбудили голоса. Принесли еду. И снова это были женщины и дети. Они спрашивали фамилии и имена, и кто отзывался, тихо разговаривали с ними. Но слышался и негромкий плач. Видимо, их мужья, братья, родные были убиты. Раненых женщины забирали с собой и по лазам в заборах выбирались наружу. Эльвира получила хлеб, вареную картошку и банку консервов. Она разбудила Барда:

– Митя, вставай, поешь. Мить…

Тот, проснувшись, долго сидел, соображая – чего от него хотят. Потом штыком неумело открыл банку, в которой оказалась тушенка. Безразлично съели то, что у них было, не оставив ничего на завтра. Снова молчали, и когда молчание стало невыносимым, Эльвира спросила:

– Митя, что ты молчишь? Ну скажи хоть что-нибудь…

– Устал я сильно. Ты видела, что творится? Не на жизнь, а на смерть рабочие бьются.

– Скоро, Митя, все закончится. Вот подойдут наши, и раде конец. Только мне сегодня так страшно за тебя стало, что я боялась от тебя отойти. Такого со мной раньше не было.

– Почему?

– Страшно стало тебя потерять. Ведь мы и не жили вместе по-нормальному. Всего несколько дней вместе. А мне хочется с тобой быть всю жизнь. За себя боюсь. Вдруг что-то случится, а у нас ни детей нет, ни близких знакомых. Революция рассорила нас с родителями и родными. Моя родня не одобряет мою революционность.

– А моей родне все равно, где я и что со мной. Отца нет, а у матери еще дети. Здыхалась от меня калеки, – может быть, и рада.

– Не говори так, Митя! О родителях плохо не говорят, какими бы они ни были. Мы, еврейские дети, для родителей являемся нахес. Это радость, счастье и все хорошее, что есть в языке. И наши родители зависят от нас. Выйдем мы в люди – родителям счастье и гордость, нет – родителям горе.

– А ты радость для родителей?

– Пока нет. Но, если я стану известной, займу хороший пост, то они переменят свою точку зрения. А сейчас они не одобряют.

– Я часто думаю – почему у большевиков столько евреев? И все они руководят нами. Зачем вам нужна революция?

– Я сама точно не знаю. Но в детстве нас воспитывали в идее, что мы – Богом избранный народ. Остальные все гои – то есть изгои, и мы должны ими командовать и относиться к ним, как к быдлу. Так записано в талмуде. И рано или поздно закончатся наши мытарства. Раввин всегда говорил: чтобы с нами считались, нам надо построить совершенно новое государство, где идеи от Моисея и Христа до самых последних идей, которые возникнут на Земле, слились в единое целое – и возникнет совершенно отличное от других стран государство. Вот тогда евреев станут уважать во всем мире. Глупая идея. Она не соответствует марксизму, а марксизм не какой-то там талмуд.

– А у вас есть еврейское государство?