Бард был измотан за эти дни. Его больной организм не мог выдержать эти адские трудности. Дошло до того, что в короткие промежутки, когда стихала стрельба и заканчивалась атака, Бард забывался тяжелым сном, но этих минут не хватало, чтобы восстановить силы. Эльвира осунулась, и только черные бездонные глаза стали еще больше и тревожнее. Она ловила себя на мысли о том, что сейчас Дмитрий ей дорог, как никогда ранее. После того, как они стали мужем и женой, она уже не относилась к нему только как к товарищу, ведущему с ней совместную работу – это был ее родной человек. Правда, она иногда с досадой думала, что все-таки нашла не того мужа, который нужен ей, – не равен он ей по уму, красоте, деловой хватке. Но сейчас она переживала за него больше, чем за себя. Это был не просто близкий и родной человек – это была частица ее души, мыслей, тела. Если Эльвира не впадала в тяжелую дремоту, то старалась сделать сон Барда более удобным и спокойным. Она видела, что Бард ослаб. Видимо, перелом позвоночника и прикованность к постели на долгое время не лучшим образом отразились на его физическом состоянии. Промерзший ныне на ветрах и морозах, он чувствовал себя плохо – у него болела спина, хриплый кашель вырывался из его груди. Эльвира старалась его согреть, как могла. Шинелью, снятой с убитого солдата, она укрывала Барда. Он нравился ей своей непосредственностью, честностью, наивным романтизмом, который так не присущ ее душе.
Все последующие дни начинались обстрелом завода из артиллерийских орудий. Бард и Эльвира находились постоянно на своем, ставшим привычном им месте, – за окном на втором этаже цеха. Из него было видно, что защитников становится все меньше, – не за каждой бойницей и окном, как, например, позавчера, находился боец. Но все больше на заводском дворе лежало неподвижных тел – не хватало сил и времени, чтобы убирать трупы. Люди умирали прямо на позициях, будучи не в силах идти в подвалы, где находились так называемые госпитали. Тела замерзали на снегу и превращались в неподвижные фигуры. И это страшное зрелище уже не пугало людей, очерствевших в боях, а наоборот – порождало готовность разделить ту же участь.
Бард с Эльвирой хотели уже спуститься в подвал, переждать артиллерийский налет, но не успели. Тугое гудение тяжелого снаряда закончилось его разрывом в нижней части цеха. Их подбросило взрывной волной, и Эльвира на какое-то время потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то из-за кирпичной пыли ничего не могла разглядеть. «Где он?» – появилась ужасная мысль. На коленях, разгребая битый кирпич, она стала ползти к тому месту, где они находились раньше. Дмитрия там не было. Она дикими глазами стала всматриваться в оседающую на пол пыль – и увидела его у противоположной стены. Также на коленях, не думая встать на ноги, она поползла к нему. Дрожащими руками повернула его голову к себе и увидела лицо, залитое кровью.
– Митя? – позвала она его. – Митя? – и увидев, что он шевельнулся, торопливо развязала узел своего платка под горлом и сняла его с головы, и стала вытирать его лицо от крови. – Ты живой?
– Да, – шевельнул он губами. – Уходи отсюда вниз.
Но она не обратила внимания на его слова и, увидев на лбу сочащуюся рваную рану, обтерла ее и перевязала его голову этим же платком.
– Поднимайся, идем в госпиталь. Поднимайся?
Бард уже отошел от первого потрясения и пытался руками опереться на пол, чтобы встать, но руки у него надломились, и он головой уткнулся в битый кирпич. И только сейчас Эльвира увидела, что рукав его пальто разорван, и из него течет кровь.
– Ты и в руку ранен? Попробуй поднять ее.
Бард с трудом сделал это. Эльвира заторопилась.
– Быстрей в госпиталь! – и, подхватив его винтовку, а его самого придерживая другой рукой, они стали спускаться вниз через искореженную взрывом лестницу. Но в подвале не было места, где бы присесть. На временно сбитых нарах, на полу лежали и сидели люди. Кто стонал, кто кричал, но большинство молча, невидящим взглядом глядели в грязный потолок, а некоторые уже не двигались.
– Доктора! – закричала Эльвира, но никто не ответил ей.
Она схватила за рукав какого-то человека в халате поверх куртки, который раньше был, видимо, белым, а сейчас черно-бардового цвета.
– Сейчас скажу фельдшеру, – ответил он и ушел.
Эльвира сняла с Барда его драповое пальто, разорвала рукав рубашки и увидела, что рана выше локтя. Здесь свистнул осколок, но кость не задета. Это подтвердил и наконец-то подошедший фельдшер. У него не было с собой ни перевязочного материала, ни медикаментов. Он просто оторвал уже разорванный рукав рубашки и перетянул им руку, а потом и рану. «На голове, – сказал он Эльвире, – глубоких ран нет, – сильно разбита во время удара о стенку». Посоветовал ей вытирать платком кровь, пока она не прекратится.
– А может, вы его перевяжете? – попросила Эльвира.
Фельдшер без всякой улыбки, видимо, ему уже надоели такие вопросы, ответил: