Децимация

– У нас, гражданка, не только бинтов и йода нет, но нет и простой чистой ткани. Мы раздробленные конечности заворачиваем в брезент. Вы оденьте на него пальто, чтобы не замерзал. У него ничего страшного нет.

Фельдшер ушел. Эльвира помогла Барду одеться. Он захотел снова идти на свое боевое место, и Эльвира, увидев, что в подвале еще страшнее, чем наверху, согласилась с ним.

Обстрел «Арсенала» прекратился. К полудню к ним подземными канализационными ходами пробрался связной из ревкома и рассказал Мищенко и членам штаба обстановку в городе. Красные части перегруппировались и утром начали наступление. Вооруженные железнодорожники, имеющие бронепоезд, с боями прорываются к центру Киева, и дошли до Бибиковского бульвара. Еще немного – и они вместе с шулявскими повстанцами возьмут Педагогический музей. На этот на раз Центральная рада не проведет, не обманет их на переговорах о перемирии и предложениях о входе большевиков в правительство. Решено членов рады арестовать и сразу же расстрелять, чтобы не поганили древнерусскую землю. Таково настроение железнодорожников. Часть гайдамаков сняли с осады «Арсенала» и перебросили в центр города. Красная армия Муравьева подойдет к Киеву дня через два-три, но вряд ли сможет переправиться через Днепр. Оттепель сделала невозможным переход по льду, а мосты заминированы. Красные части с севера также должны подойти к Киеву со дня на день и постараются взять столицу с ходу, но они продвигаются медленнее, чем части с востока. После небольшого совещания решили продолжать оборону завода, приковав, таким образом, к себе сичевые курени, и не позволить им выйти против наступающих железнодорожников. Патронов оставалось мало, было предложено осмотреть трупы убитых, может, что у них найдется. Продуктов нет, и доставить их некому. Но скоро восставшие расстреляют раду, город станет советским, и тогда героическая оборона «Арсенала» закончится.

Но к вечеру обстановка изменилась. Прибыл в Дарницу первый состав отступающих с востока петлюровцев. Их там разгружали и сразу же направляли к «Арсеналу». Другая часть петлюровцев ударила в тыл железнодорожникам. Хорошо обмундированные и вооруженные запасами из фронтовых складов, сытые и не измотанные в боях с красными – они не вступали с ними в прямые бои, предпочитая отступать. Петлюровцы жаждали сражения с малоопытными в военном деле рабочими Киева, чтобы доказать свою боеготовность. В вечерних сумерках была видна их подготовка к штурму. Чуть ли не на виду арсенальцев они ставили свои пушки и пулеметы, уверенные в том, что изможденные в боях работяги уже не смогут предпринять никаких серьезных противодействий.

Из ревкома последовал последний приказ – все, кто может, пусть уходят подземными ходами с «Арсенала», и в ночи им будет легче скрыться от гайдамаков. Силы неравны. Кто будет уходить, пусть патронов оставят себе немного, остальные отдадут тем, кто захочет остаться и прикрывать их отход. Тяжелораненные остаются здесь, под охраной медперсонала. Кто из раненых не может уйти, но может стрелять – дать винтовки для последнего боя.

Бард хотел остаться с теми, кто готовился дать последний бой петлюровцам. Его душа жаждала подвига. Но красногвардейцы-подольцы, в составе отряда которого он находился, воспретили ему это делать, заявив, что он нужен для будущих боев, и ранение позволяет ему уйти с ними. По одному они спускались в темный зев подземных канализационных колодцев.

С Мищенко осталось человек двести, не считая раненых, решивших прикрывать отход. Людей не хватало для полной круговой обороны, поэтому решили сосредоточиться в двух зданиях, а те, кто будут оборонять завод у наружных стен, в случае необходимости должны отойти под защиту цеховых стен.

Около полуночи несколько артиллерийских снарядов разорвалось в заводе, раздались пулеметные очереди. Под их прикрытием в темноте петлюровцы и сичевики двинулись в атаку, но редкие выстрелы от стен заставили их залечь. Снова стали рваться снаряды в заводском дворе. И после этого петлюровцы бросились к стенам и проникли на территорию завода. Они торопливо устанавливали пулеметы и пушки, которые открыли огонь по главному корпусу в упор. Ответный огонь защитников слышался все реже. Патронов не оставалось, убитых становилось все больше.

В свете тусклой январской зари петлюровцы наконец-то ворвались в здание корпуса. Ещё шли последние штыковые бои, когда из цехов стали выгонять оставшихся в живых раненых и выстраивать возле главного корпуса. Из подвалов штыками подгоняли раненых из госпиталя. Патронов не расходовали. Кто не мог идти и падал, в того сразу вонзался штык. Санитаров и фельдшеров прямо у входа в корпус закололи штыками, на глазах у оставшихся защитников. Женщинам старались вонзить штык в живот, наслаждаясь их родовыми криками, детей, особенно маленьких, поднимали на штыках в воздух и с разворота швыряли на стены цехов.