Децимация

Так начался следующий этап сидения киевлян по подвалам, – без хлеба, продуктов и воды. Красные захватили артиллерию в Дарнице с огромным запасом боезарядов, брошенную убегающими петлюровцами, взяли себе и начали обстрел Киева. Бомбардировка начиналась в семь утра и заканчивалась в час ночи – восемнадцать часов в сутки непрерывной бомбежки. Шесть-десять снарядов в минуту, за день – около семи тысяч. Главными объектами бомбардировки был центр, пытались разрушить Педагогический музей, где находилась рада. Был подожжен шестиэтажный дом головы рады Грушевского. За несколько дней он выгорел дотла. В огне погибла уникальная библиотека и многие ценнейшие исторические материалы. Бомбардировка продолжалась десять дней.

Солдаты, для которых не смогли организовать снабжение, врывались в оставленные квартиры и забирали продукты и вещи. В действиях сичевиков и петлюровцев не было энтузиазма или понимания высоких целей национальной борьбы – только одна бесшабашная жестокость да стремление перед предстоящим уходом набрать как можно больше ценных вещей.

Киевляне стали заложниками противоположных идей: жовто-блакитной – национальной, и красной – интернациональной, – одинаково опасных, кровавых, но удалых. Обыватель и его жизнь как бы стояли на кону карточной игры. Кто сорвет банк – от них не зависело, но их жизнь была в руках жестоких идеалистов. Жизнь, как и деньги, не ценилась. Обесценивание денег – никчемность жизни, прочно вошли в сознание людей. Население чувствовало себя оставленным на произвол судьбы, жалкой игрушкой в руках безответственных экспериментаторов различного толка.

Скрываясь от обстрела, руководители Центральной рады перешли в подвалы. Влиять, тем более руководить событиями, происходившими в Киеве, они не могли. К Грушевскому в подвал спустился Петлюра, осанистый и важный. Он был горд тем, что спас раду не только от поражения, но и, может быть, от смерти. А ведь это она не так давно вывела его из состава руководства за неспособность «к военному руководству»! Это позволяло ему сейчас на равных говорить с головой рады, а не как раньше – заглядывать в рот, чтобы из того рта не вырвались слова обвинения в его адрес из-за недостаточной образованности. Петлюре хотелось поговорить с глазу на глаз с Грушевским, но этого было сделать нельзя. В каждой подвальной комнатке сидело по нескольку министров, и попросить их выйти не представлялось возможным – министр и в подвале министр. Озабоченный Грушевский предложил Петлюре сесть:

– Каково состояние войск и обстановка в городе? – спросил он его обязательной фразой.

«Об этом сейчас может спрашивать только идиот или человек, выживший из ума», – подумал про себя Петлюра, но пресмыкание перед старшим по положению сформулировало совершенно иной ответ:

– Когда пять дней назад я вошел в Киев и спас всех от ужасного кошмара, на Софиевской площади я построил своих вояк и сказал им об украинской непобедимости. Увы, сейчас я этих слов сказать не могу. Перевес во всем на стороне Муравьева. Вот-вот должна подойти северная группировка красных. Мы можем оказаться в таком плотном кольце, что не выберемся отсюда никакими силами. Это понимают мои солдаты и только ждут моей команды об уходе из города. Сичевики, которые мне не подчиняются, а подчиняются военному министру, уйдут в любой момент. Они считают, что свою задачу выполнили. К тому же они понимают, что красные не простят им ни «Арсенал», ни железнодорожников. Но хочу заметить, что решающий удар по бандам восставших нанесли подчиненные мне войска.

Грушевский безнадежно пожевал бледными губами и спросил военного министра Порша:

– Как вы полагаете, мы можем надеяться на подход верных нам частей?

– Да, есть на Житомирщине верные нам части… еще… – Порш задумался, а Петлюра ядовито улыбнулся министру, занявшему его пост, и сказал:

– Никто к нам больше на помощь не придет. Все Левобережье против нас, Галиция оккупирована немцами, которые не считаются с Австрией. Обстановка сложная, а завтра станет безнадежной. И вы как военный министр должны это знать.

Порш от злости побледнел, и желваки заходили по скулам, но промолчал. Грушевский кивал головой в знак согласия с Петлюрой:

– Я думаю, нам надо немедленно эвакуироваться из города. Но куда? Смотрю на карту Украины – и не могу найти такого города, где мы были бы в безопасности.

– Мы ведем переговоры с Германией, и я считаю, что они обязаны помочь нам в переходе фронта и размещения лично нас и наших войск в районе их боевых позиций, – сказал Порш. – Надо отступать только туда, потому что красные везде. Это самое безопасное для нас место. И надо, как мне кажется, спешить. Некоторые наши части, не говоря об отдельных солдатах, уходят из города. Вы видите, как беспощадны красные, как они безжалостно разрушают город. Так же, не дрогнув, они уничтожат нас.