Децимация

Брус с огромной силой летал вокруг него, выбивая из еще неокрепших юношеских рук винтовки и не позволял приблизиться к нему. Солдат обладал большой физической силой, и юнцам было тяжело с ним справиться – заматерел человек на войне. Орест видел, как Гончаренко – командир другого отряда сичевиков – прицелился из маузера в чернобородого. Он побежал туда, но его опередил Левко Лукашевич, который, как человек, прошедший начальную военную науку, решил показать, как надо сражаться с москалем. Но брус солдата отбросил Левка в сторону, – тот, в бешенстве вскочив, передернул затвор винтовки. Но раньше выстрелил из револьвера Гончаренко, и горячая пуля вошла солдату в грудь. Тот, опустив брус, с ненавистью глядел на своих врагов. Шатаясь, он снова попытался поднять свое оружие защиты, но тут Левко чуть ли не в упор выстрелил солдату в живот. Тот, качнувшись, упал. Гончаренко, выхватив из ножен саблю, в остервенении несколько раз со всего маху полоснул его по лицу. Клочья бороды, мяса и мозгов разлетались в разные стороны, а Гончаренко бил его саблей, а потом, словно опомнившись, закричал:

– В лес! Догоняйте их!

Разгоряченные первым боем, молодые сичевики бросились к лесу, но оттуда раздался, неожиданно для них, опьяненных победой, выстрел, – и один из них упал.

– Ложись! Огонь!

Все залегли и стали стрелять в лес. Запал боя проходил, многие с ужасом оглядывались назад, на станцию. Не хотелось смотреть, что там было ими сделано. Из леса не отвечали на выстрелы, и сичевики также прекратили стрельбу. По команде, перебежками, ползком они вошли в лес. На опушке, под деревом, лежал солдат с револьвером в руках. Пуля пробила ему голову. Видимо, он был и до этого ранен – в его следах на снегу темнели багровые капли крови. Дойти и доползти до леса он смог, но дальше не хватило сил. Это он стрелял и ранил одного из сичевиков, а потом пуля попала ему в голову. В лесу виднелись еще следы, но преследовать уже не было охоты. Вернулись на станцию. Проходя мимо солдата, которого он проколол штыком, Орест остановился. Лицо солдата было разбито прикладом, а шинелька полностью проколота многочисленными штыками. Орест вдруг почувствовал жалость к погибшему, который был безоружен, и всего только хотел побыстрее попасть домой, в заброшенную Богом русскую деревушку. Ему стало страшно, и в сердце шевельнулся ужас: «За что его я так?..» И, словно боясь, что мертвый ему сейчас ответит, он бегом бросился к станции.

На рельсах валялись трупы. Чернобородого председателя можно было узнать только по раскромсанной бороде, остальное превратилось в ошметки мяса. Молодые сичевики уходили с полотна железной дороги и собирались за станцией.

А в вокзале проходил неприятный разговор украинских командиров с русскими офицерами. Они обвиняли украинцев в том, что те, не согласовав с ними возможность боя, нарушили условия соглашения о совместной работе. Штабс-капитан спрашивал:

– Вы не знаете, сколько их ушло? Не знаете. Вы понимаете, что они все расскажут советскому командованию о нашем отряде? Не понимаете? Вы представляете, что после этой резни они перейдут на сторону красных? И вернутся сюда, и так же расправятся с вашим войском, – как вы его гордо именуете. На войне это является законом – на подлость отвечают еще большей подлостью.

Лощенко довольный улыбался:

– Вернутся, так еще получат.

Но русские офицеры считали себя оскорбленными и заявили, что разрывают соглашение о военной консультации с украинским войском, и ушли в свой пассажирский вагон. Украинские командиры остались одни. Что делать дальше – долго не обсуждали. Решили немедленно выступить против красных, хотя дело шло к вечеру. Заодно посчитали потери от боя. Оказалось – три человека убиты и пятеро ранены. Почему такие потери, когда демобилизованные солдаты не отстреливались? Пришли к нерадостному выводу, что в горячке боя сичевики, стреляя, случайно попадали в своих. Сколько погибло солдат – подсчитать было невозможно. Но пришли к выводу, что более сотни русских солдат полегло под Крутами. Такое соотношение погибших удовлетворило украинских командиров.

Команда бронепоезда сбрасывала с путей трупы, расчищала пути от разбитых вагонов. Сичевикам приказали грузиться в открытые платформы для дальнейшего похода против красных,

Сичевиков выгрузили недалеко от станции Плиска потому, что разведка донесла, что красные уже там. Продвигаться дальше было опасно. Надо было выбирать место для будущего боя. И здесь сразу же стала видимой нехватка военный знаний у украинских командиров, а русских офицеров рядом не было. Возбужденный Лощенко кричал:

– Наши вояки покраще червонных! Наш украинский дух устранит недостатки в боевой подготовке. Дадим бой тут! Окопы сделаем в кустарнике, а червоным придется наступать на нас по открытому полю,

Гончаренко возражал по поводу оборонительного боя, считая его ниже достоинства сичевиков, – только наступление. Омельченко соглашался-то с одним, то с другим. Напористость командира бронепоезда Лощенко одержала верх: