Децимация

– Все равно, – упрямо повторил Портянкин, – офицерье все в расход. Ты, большевик, командир, а этого не понимаешь. В столице большевики это понимают. Вон, эти офицеры сколько мятежей подготовили. И не щадили нашего брата!

– На войне никого не щадят, – ответил Сергей. – Пощадишь – самого закопают.

И, чтобы прекратить этот спор, приказал сменить им других на позициях. Влажный ветер готовил снежный налет, и Сергей это чувствовал, обдумывая варианты утреннего боя. Вернулись продрогшие красногвардейцы с пулеметных позиций и стали греться у огня. Сергею захотелось спать, и он сказал, чтобы его разбудили, как потребует обстановка и, поплотнее запахнув полушубок, протянув ноги к огню, заснул тяжелым бредовым сном.

Ему, как и раньше на фронте накануне боя, снился непонятный сон. Будто идет он по какому-то тоннелю или по пещере. Впереди виден свет. Большой ровный по яркости круг света. В пещере темно и страшно, только впереди круг света. Он идет вперед, а сзади него обваливается потолок, и ровные, слоистые куски земной породы, замуровывают сзади него выход. Он идет на свет, но никак не может до него дойти, – свет остается на месте, а он не может никак к нему приблизиться. Свет все время находится на том же расстоянии, а сзади обрушивается кровля, и ему остается только идти вперед…

Он резко проснулся, как от толчка. Было темно, костерчик давно потух, и Сергей чувствовал, что замерз, особенно ноги. Рядом спали еще двое бойцов. «Замерзнут еще», – подумал он и разбудил их.

Встал, потянулся до хруста в костях и пошел к своему пулемету. На востоке узким лезвием ножа туманился свет. Он вспомнил сон: «К чему это?» Он знал, что многие солдаты перед боем верят в сны и пытаются их угадать. А некоторые в случае плохого сна просыпаются и отгоняют его от себя. Но такой сон он видел не впервые. Потом решил, что ничего плохого в таком сне нет, он его видел раньше и остался жив, да и свет же в тоннеле не потух. И, окончательно освобождаясь от сна, сказал Портянкину, чтобы он осторожно прошел по флангу и посмотрел расположение пулеметов, а сам стал слушать морозную, ветреную тишину.

Медленно начинался январский день. Грязно-серые тучи низко висели над противоположным лесом, готовясь выпустить из себя заряды снега. Тяжелый влажно-морозный ветер пронизывал поле, готовое к бою. Сергей при свете наступающего дня осмотрел местность и понял, что она неудобна для сражения обеим сторонам. Но им выбирать не приходилось. Насыпь железной дороги делила поле боя пополам, где каждый сражался сам по себе. Частые, но неглубокие окопчики, выкопанные сичевиками, растянулись почти на километр. Красные не копали окопов, готовясь к наступлению, и сосредотачивались дальше крайнего фланга сичевиков. Обойти сичевиков было несложно, а потом прижать к насыпи и уничтожить. Он приказал Березову остаться у пулемета, а сам пошел по флангу, прячась за кустами и обратными неровностями земли. Со стороны противника выстрелов не слышалось. Может, боялись себя обнаружить или ждали команды? Сергей приказал два пулемета перенести ближе к концу фланга, уничтожить передний край противника и этим обеспечить окружение. Еще один пулемет перенести ближе к насыпи, к его позиции, чтобы не дать бронепоезду подойти к ним близко. Два пулемета на большом друг от друга расстоянии он расположил в центре, решив, что этого будет достаточно для сдерживания противника на случай атаки. Он не знал, как будут действовать красные командиры, но это был очевидный план. Он еще раз осмотрел позиции врага и понял, что они обречены на поражение. Единственный выход спастись – немедленно отступить. Но пока обе стороны выжидали.

В девять часов, как только видимость стала лучше, со стороны Плисок заговорила красная артиллерия, и сразу же начался ружейно-пулеметный огонь. Сергей лег за пулемет, Березов был вторым номером, Портянкин подносил патроны. Сергей через прицел пулемета стал выбирать окопы, подготовленные похуже, чтобы выбить тех, кто не смог подготовить себе хорошего укрытия. Сейчас, через прицел пулемета, он видел не людей, а мишени, – тщательно прицелился и нажал гашетку.

Орест за ночь замерз в своем окопчике, хотя сичевики всю ночь ходили, разогреваясь, посещая окопчики друг друга. Старшины запретили разводить огонь и далеко отлучаться от боевых мест. Всю ночь вдалеке были слышны гудки паровозов, лязганье вагонов. Красные были рядом. Перед рассветом пришли Гончаренко и Омельченко. Лощенко не стал разводить пары бронепоезда, так что пришлось идти пешком. Они договорились сказать сичевикам о падении Киева, но промолчать о телеграмме Муравьева. Сообщение о взятии красными Киева вызвало у вояков уныние, но Гончаренко бодрым тоном внушал:

– Зараз нам надо задержать червоных тут. Вечером уходим, а москалям потребуется несколько дней, шоб привести свои части в порядок после боя с нами. А мы, отступив, соединимся с отрядами Петлюры, галицийскими куренями, и снова пойдем на Киев – и отобьем его у противника.