Децимация

– Червоных больше, чем нас. В обороне, при участии в нем моего бронепоезда, мы положим их большую часть и сразу же перейдем в наступление.

Сичевиков разделили на две группы: одна должна была расположиться слева, другая справа от высокой железнодорожной насыпи. При строительстве железной дороги пришлось сделать пятиметровый наброс щебенки. Насыпь разделила отряд на две части, каждая из которой не могла видеть, что творилось у соседа. Это было болотистое место, промерзшее за два месяца зимы. Командиры все-таки пришли к выводу, что место не совсем удобное для боя, но открытое, обороняться удобнее, только надо правильно расставить пулеметы. Была дана команда рыть окопы, и сичевики начали долбить мерзлую землю, стараясь глубже в нее врыться, но более полуметра никто пробить не смог. Старшины подбадривали молодежь:

– Бачите, ворог не страшен, сами сегодня убедились. Крещение военное прошло удачно. Дали москалям по морде. И этим, которые сунутся, тоже дадим по морде. Своей кровью упьются! Кровью…

Гимназисты, студенты, курсанты рыли в своей душе лютую ненависть к москалям, а во льду – свой конец.

Когда стемнело, командиры решили, что все равно ночью красные наступать не будут, и поэтому было решено бронепоезду уйти в Круты, за два километра от места будущего боя, а сичевики должны были оставаться на местах. Гончаренко, командовавший правым флангом и Омельченко – левым, также решили вернуться в Круты, чтобы уточнить с русскими офицерами детали будущего боя – может, не откажут в совете.

На станции русские офицеры ужинали и, видимо, уже не один час, что было заметно по их побагровевшим лицам. Они пригласили украинцев за стол. Те недолюбливали русских офицеров за их безразличие к судьбе Украины, но посоветоваться надо было. Вскоре прибежал телеграфист и сообщил, что старшего срочно требует Киев. Русским офицерам это было безразлично. В другую комнату пошел Аверкий Гончаренко, и по его взволнованному голосу все поняли, что случилось что-то важное. Русские офицеры пошли в телеграфную. Аппарат выбивал на ленте, а телеграфист расшифровывал текст:

«Говорит главнокомандующий Красной Армии Муравьев. Киев взят мною. Центральная рада бежала в Германию. Приказываю: приготовиться к встрече победоносной Красной Армии, приготовить обед. Заблуждения юнкеров прощаю, а офицеров все равно расстреляю. Главком Муравьев».

Гончаренко растерянно держал в руках записанный телеграфистом бланк с текстом, и дрожащие губы непроизвольно произносили:

– Киев пав. Киев… что делать? Командиров расстреляют. А мы шо сегодня натворили? Поубивали солдат. Никого из нас не простят. Убьют. Шо робити? —снова повторил он обращенный к себе вопрос.

Бой становился бессмысленным. Возвращаться обратно в Киев – невозможно. Совета с русскими офицерами не получилось. Штабс-капитан заявил, что, ввиду изменившейся военной и политической обстановки, они немедленно уезжают и забирают единственный паровоз. Рады нет, а это освобождает их взятых ранее обязательств полностью, а не по собственному желанию, о чем они говорили днем. Аванс, данный радой, они отработали полностью. Один из пьяных офицеров запел бессмысленную песенку. Поняв, что разговор с русскими офицерами бесполезен, украинские командиры перешли в бронепоезд и всю ночь, в тепле, в отличие от молодых сичевиков, решали, что делать. Решили дать бой, сдача в плен после происшедшего в Крутах означала для всех смерть. Лощенко горячо уверял, что после победы здесь над красными они пойдут и освободят Киев. Потом решили перед боем поспать.

Но никто из них не поглядел в окно. Несмотря на ночь, в небе летали и каркали вороны, хотя им положено в это время тоже спать. Воронье готовилось к триумфальному пиршеству.

34

Сергей Артемов был в войсках Берзиня, наступающих на Киев с севера. Эти полтора месяца он находился то в Курске, то в Брянске, а последнее время в Сумах, где формировались красные отряды, – обучал пулеметному делу бойцов. В боях ему участвовать не приходилось. Врага в ходе наступления не обнаружили. Сложность представляло передвижение. Железнодорожный транспорт был разрушен: не хватало паровозов, вагонов, пути разбиты – никто не следил за этим. Все это затрудняло продвижение. Но сегодня разведка донесла, что части Центральной рады находятся в Крутах и, по все видимости, хотят дать бой. Это вызвало возбуждение среди красногвардейцев. А это были бывшие солдаты и матросы, которым хотелось почесать свои кулаки о кого-нибудь. Они соскучились по-настоящему делу. Московские и питерские рабочие, служившие в его отряде, жаждали разгромить буржуев, и таким образом помочь украинским рабочим. Так же у рабочих была надежда, что, может быть, удастся прикупить хлеба и сала, и отправить посылку голодной семье, в столицы.

Ближе к вечеру их поезд остановился на разъезде. Напротив них стоял еще один состав. Его вагоны были прошиты пулями, ясно были видны пулеметные очереди. Сергей подошел и, посмотрев на вагоны, определил: «Стреляли с близкого расстояния».