– Як це так? Пид яке крыло? Германца нам не хватало! Действительно – дурнулась рада. Мы с россиянами разберемся сами, без них, як нам житти – чи разом, чи раздельно. Большевики лучше знают, как нам жить, чем радовцы! Треба их гнать з Украины!
– Не гнать, а расстрелять, – поправил его солдат.
– Що, знову може буты вийна!? – охнула баба. – Скоро четыре года, як воюим. На шо нам ще такое лихо? Взять эту раду и в деревню! Поработали бы с зори до ночи, им бы тоды таки дурные думки в башку не приходили!
«Что такое они говорят, – уже с изнывной тоской думал Винниченко. – Они ж украинцы, а не какой-то другой народ. Мы ж для вас все делали! И землю бы вам отдали… не дико, как большевики, а цивилизованно. Мы и войну не хотели, избегали ее. Кто вам так сказал? А может, они так сами думают?» – сделал сам себе открытие Винниченко.
Солдат продолжал:
– Засели в Киеве генеральные секретари и глумились над Украиной. Решили мы их скинуть, – а стояли мы в Рени, – пошли на Киев, так они вызвали сичевиков, казаков. Они нас не пропустили. А то б еще месяц назад им бы висеть на каштанах! И никакой бы войны с большевикам не было.
Винниченко понял, что этот солдат – городской житель: «Русифицированный он. Не понимает украинской борьбы. Россия многое сделала, чтобы выбить все украинское в городах. Эх! Но этот селянин и баба из деревни – украинцы… почему они рассуждают так же, как этот солдат? Да и по-украински говорят они не как Грушевский и его окружение. У них украинский язык больше похож на польский. А здесь – чисто украинский, надднипрянский. Не зная нормального языка своего народа, мы взялись просвещать его в национальном духе…»
– То, – продолжал солдат, – были цапы вонючие. Дела нет, а вони много. Мы ж с русскими солдатами вместе воевали, а ихняя политика привела к войне с русскими. Но мы отказались против большевиков воевать. Это воевали только петлюровцы и галичане. А мне русский солдат – как брат.
– Да, – согласился мужик, – нам нечего с ними делить, не то, что генералам из рады.
– Шоб тильки войны больше не було… – вздыхала баба, слушая рассуждения мужиков. – Нам бы зараз мирно пожить, хозяйство наладить. А власть нехай будет любая – лишь бы мирная.
«А что сделали наши руководители? – снова подавленно подумал Винниченко. – Пригласили немцев на Украину. А народ же не хочет больше войны. Что мы делаем? Сами себя губим! Не знаем, чем живет простой люд. Вот сюда бы в этот вагон Грушевского – пусть бы и он все это послушал, не только я. А то пишет книжки в кабинете, не выходя на улицу и не зная того народа, о котором печется. Какой разрыв между ними и нами. Пропасть!»
– Перекусить бы, – сказал мужичок и полез в свой мешок.
Солдат и баба согласились.
Они вынули из мешков сало, хлеб, соленые огурцы вареную в мундирах картошку, а солдат и флягу с самогоном.
– Вы, господин, не стесняйтесь, – обратился солдат к Винниченко. – Подсаживайтесь до нас.
Винниченко согласно кивнул головой и ответил по-русски:
– У меня тоже есть немножко. Я в спешке не успел подготовиться к поездке…
Он раскрыл саквояж, вынул кружок колбасы, банку мясных консервов и хлеб. Если не считать сала, которое он постеснялся выложить, у него больше ничего не было.
Крестьянин, посмотрев на продукты Винниченко, констатировал:
– Да, зараз в городе тяжело жить… – и, осмотрев глазами Винниченко, добавил: – А антилегантам, вашему брату, хуже всего.
Винниченко улыбнулся в бороду в знак благодарности мужичку и с удовлетворением подумал: «Хорошо я подготовился внешне. Признают за мелкого чиновника или учителя».
Баба захлопотала, положила на столик все ей данное, стала резать сало и хлеб. Винниченко обратился к солдату, посмотрев на свой перочинный ножичек:
– У вас не будет хорошего ножа?
Солдат вынул из-за голенища сапога финку в кожаных ножнах и протянул Винниченко.
«Вот это – настоящий нож, – подумал Винниченко. – А мы с ножичком. Люди живут по-крупному, а мы в правительстве украинизацией занимались да другой дребеденью, не нужной народу».
Ударами ладони по рукоятке ножа он попытался пробить железную крышку банки, но у него не получалось. Солдат, видя его неуклюжие движения, взял у него банку и нож и, ловко вогнав его в крышку, несколькими движениям вскрыл банку.
– Вот так, господин хороший, надо делать, – наставительно сказал солдат.
Винниченко стало стыдно за то, что он не смог справиться с таким пустяковым делом, показал себя неумехой в глазах попутчиков. И это он – тот, который считал, что он досконально знает народную жизнь.
– Просто, сейчас как-то не получилось… – извиняюще пояснил он.
– Раз не можете этого делать, то пусть это делает кто-то другой, – назидательно ответил солдат.
Винниченко снова подумал: «Действительно, правильно говорят – каждый должен заниматься своим делом. А я полез в правительство. Руководителем быть проще. Так говорят».
Солдат разлил в алюминиевые кружки самогон.
– Ну, давайте понемногу.