Винниченко предстояло ехать еще семь дней и совершить около десятка пересадок. Смотреть было на что, слушать было что, а еще все надо было чувствовать, но не по-своему, а как это чувствует народ. Душа воспринимала боль народа, но мозг, забитый идеями национализма, мечтал о власти, которая должна не только дать народу землю, но и силой навязать ему великие идеи украинизма.
36
27 января 1918 года Красная армия вошла в русскую столицу, мать городов русских – Киев. Разномастная, недисциплинированная, плохо одетая, но зато обвешенная разного вида оружием: винтовками, саблями, всех систем револьверами и гранатами, перетянутая пулеметными лентами, армия приступила к наведению порядка в городе. Стены запестрели приказами и листовками. Главком Муравьев приветствовал киевлян с победой листовкой, где было написано, что «большевистская армия на остриях своих штыков принесла с собой идеи социализма». А в приказе он предписывал «немилосердно уничтожать всех офицеров, гайдамаков, монархистов и всех врагов революции». Кто был «все враги революции» – не пояснялось.
Киевляне, изможденные пережитыми волнениями, бессонницей, голодовкой, послушно приняли новую власть. С тупой безнадежностью они смотрели, что творится в городе.
Офицерам было приказано перерегистрироваться, чтобы они могли и далее получать паек от военного ведомства. Но это имело для них самые роковые последствия. Таких доверчивых офицеров арестовывали сразу же или позже приходили к ним домой и безвозвратно уводили. В Мариинском парке казнили сотни офицеров русской армии. Тысячи были убиты на улицах.
Бард и Эльвира были свидетелями, когда на Бибиковском бульваре красногвардейцы пытались сорвать с полковника погоны. Он объяснял четверым красногвардейцам, что он участник жестоких боев под Сольдау и Праснышем, многократно и тяжело раненный. На вид ему не было и сорока. Красноармеец выстрелом в затылок убил его, заявив, что «как був высокоблагородие, так и останется, из него буржуйской закваски не выбьешь». Был бессмысленно расстрелян киевский митрополит Владимир.
Проводились обыски, – в первую очередь у буржуев. «Пойдем с нами щи хлебать, буржуйка! – говорил красногвардеец почтенной матери семейства в присутствии членов семьи, прислуги, поставленных лицом к стенке комнаты с приказанием не шевелиться во время обыска. – У-у! Тебе все шампанское, лакать! Буржуйская рожа». Погромов не было, но ценное в богатых семьях изымалось безвозвратно.
Муравьев распорядился о наложении на город пятимиллионной контрибуции. И обыватель немедленно стал вносить деньги, чтобы успокоить красных руководителей. Куда шли деньги – никто не знал, так как в банки и кредитные учреждения были назначены советские комиссары, которые не понимали финансовых дел, но зато началась дезорганизация финансовой жизни. Часть контрибуции, как говорили руководители, пошла на закупку хлеба, выплату пособий семьям погибших, а о другой части могли знать только Муравьев и его ближайшее окружение.
Сергей Артемов, который недавно прибыл в Киев, был вызван в штаб Красной армии. Красивейшее здание в Киеве – Мариинский дворец, представляющий музейную редкость, был превращен в штаб. В вестибюле дворца стоял пулемет, а рядом сидел красноармеец. Другой охранник проверял документы. Сергей подал солдатскую книжку.
– К самому главкому?
– Да.
– Он занят сейчас, – с сомнением ответил красноармеец. – Поэтому можешь к нему не попасть.
– Тогда к начальнику снабжения.
– Иди. Может, найдешь кого нужно.
Сергей поднялся на второй этаж и зашел в зал, в котором раньше проводились концерты и собрания. Сейчас там говорил, а можно сказать точнее – выступал, Муравьев.
В креслах вдоль стен сидели прилично одетые люди. Руднев, который находился здесь, показал рукой Сергею, чтобы он сел рядом. Муравьеву еще не было сорока лет. Бывший подполковник царской армии, имеющий ранения в русско-японскую и мировую войну, преклонялся перед Наполеоном. Одет он был в гимнастерку высшего чина царской армии, но без погон. Мягкие хромовые сапоги неслышно ходили по толстому ворсу ковра. Взглянув на пришедшего Сергея, – нового человека в зале, – Муравьев, красуясь, продолжал свою речь:
– Господа буржуи! Я пригласил вас, чтобы объяснить возникшую ситуацию. Вначале я распорядился о наложении контрибуции в пять миллионов рублей. И вы их собрали, за что спасибо. Но ситуация изменилась. В Киев прибывают новые наши части. Их тоже надо кормить, платить деньги… а пяти миллионов не хватает. Я хочу подчеркнуть, что украинские бумажки или, как вы их назвали – боны, мне не нужны. Нужны николаевские, керенки, советские деньги, – у кого их нет, могут заменить золотом, серебром и другим ценным металлом. Я думаю, вы это понимаете?
Красуясь, как тигр, крадущийся за легкой добычей, он по-хищному кружил по мягкому ковру, по которому когда-то ходили царь и многие другие высокопоставленные лица.