Децимация

– Ты – говно, которое плавало в луже! – Он знал, что обиднее для моряка, чем слово «плавало» – нет. – Кроме обосранного гальюна и паршивых кабаков ты ничего не видел – ни морей, ни океанов. Твои паршивые мозги разболтало так, что они превратились в дерьмо. И ты меня будешь учить – рабочего, пулеметчика, который видел настоящего германца на фронте, а не шлюх на берегу! И ты меня будешь пугать?! Со мной два пулемета, я командир пулеметного взвода. Сейчас подъедет остальная часть взвода, и тоже с пулеметами, – Сергей привирал, но этому бугаю надо было сбить рога. – Но пока они едут, я тебя сам искрошу на лапшу по-флотски!

Он потянулся рукой к револьверу и стал расстегивать кобуру. Цыганок, с выпученными от испуга глазами, смотрел на него, как на удава, не двигаясь. Он не ожидал такого поворота дела. Привыкший за короткое время к непоколебимости своего положения и господскому чинопочитанию, он даже не попытался на оскорбительные слова Сергея потянуться к маузеру, лежавшему в деревянной кобуре, а только промямлил, обращаясь к нему по-рабски – на «вы»:

– Кончайте это дело, командир… не надо. Бросьте наган? – в мутной душе Цыганка сохранялся врожденный страх перед силой, перед человеком, уверенным в себе. – Я ж думал, ты еще не служил. А так – мы с тобой равны. Оба воевали… – говорил Цыганок извиняющимся тоном. – Будут тебе телеги. Сейчас я буржуев за глотку возьму, мигом все дадут!

– Вот так-то лучше. И знай – у меня мандат советской власти.

– У меня тоже такой же мандат. Давай – ты занимайся своими делами, а я своими. Ты корми Красную армию, а я буду с буржуями расправляться и укреплять нашу власть.

Сергей не возражал, а Цыганок позвал из коридора красноармейца и приказал ему пройти по дворам и немедленно пригнать подводы к управе. Но солдат не склонен был выполнять приказ:

– Зараз позавтракаем. Вже ижа готова, а потим пиду поищу подводы.

Сергей отрицательно качнул головой – мол, давай телеги сейчас. И Цыганок, вначале склонный к тому, что надо перекусить, но увидевший взгляд Сергея, зарычал на красноармейца:

– Я тебе сказал – немедленно! Ты что, рыло, не поняло?! Немедленно!

Испуганный солдат без слов выбежал из комнаты, а Цыганок удовлетворенно произнес:

– Только так приходится с ними разговаривать, а то никакой дисциплины не признают, кроме как накричишь на них.

Сергею в последнее время часто приходилось видеть командиров, которые сами не признавали дисциплину, но требовали ее от подчиненных. Вышедшие из низов, они быстро воспринимали барские привычки. Цыганок продолжал:

– Знаешь, браток, как я ненавижу буржуев? Ты не обижайся на меня за это. Но они мне всю жизню испортили, со дня моего рождения. Ты правильно сказал, что я жил только в кабаках да на корабле. А отчего – не знаешь? Да у меня батька – то ли мичман, то ли офицер. Мать и сама не знает. И сестра, и брат тоже не знают своих отцов. Мать их не запомнила. Она всю жизнь в кабаках провела. А жили мы в подвале в Питере. Так она утром придет домой вдрызг пьяная, вывалит из-за пазухи конфеты, – бывали там и шоколадки, – и говорит: «Ешьте, детки. Это вам папки передали. Они у вас буржуи». Даст деньги: «Бегите, детки, купите себе хлебушка у буржуев». Они ей всю жисть покорежили. А если бы они, – буржуи, – не соблазнили ее в детстве за копейку, не сбили бы с правильного пути, то и у меня мог бы быть отец! А мать-то мою убил тож буржуй – офицер. Ни за что, ни про что отлупил ее и бросил в канаву. Там она и задохнулась. И сестра с десяти лет по кабакам шастает. Буржуям на забаву. Не знаю, жива ли она… понял теперь, почему я не дам пощады буржуям? Они не только мне, матери, сестре, брату, – они всем жисть попортили!

– Понял. И я таких, как твоя мать, видел. Но видел и тех женщин, которые сутками работали, не разгибаясь, в литейном цехе, но по кабакам не пошли. Я уже многое видел.

– Значит, ты меня понимаешь. Сам погибну, но буржуев уничтожу, и их отпрысков, – чтобы не осталось этой заразы на земле. Вот я тебе сейчас покажу, какую я бомбу для них приготовил!

Цыганок полез в тумбу стола и вытащил железный ящик, в который было вставлено два гранатных запала. Он открыл ящик, и Сергей увидел там пачки динамита. Он непроизвольно отшатнулся – эта самодельная бомба могла в любой момент взорваться. Но Цыганок, нежно поглаживая ее, приговаривал:

– Это у меня маленькая. Я подложу ее под гимназию, чтоб сразу, без боли, всех буржуйских детей разорвало. А в комнате, где я живу, готовлю еще большую бомбу. Ею я сразу подорву всех буржуев! Соберу их в кучу на складе – и ба-бах! – глаза у Цыганка горели, как у безумного, которому немедленно требуется жертва. – Но у меня задержка в том, что я не решил, где их собрать. Вот доделаю бомбу, – еще немного осталось, – и решу. Сам могу погибнуть – но я этого не боюсь. Зато с собой больше унесу. А если погибну – я уже сказал ребятам, чтобы похоронили в склепе и выбросили оттуда буржуйские трупы. Не хочу даже мертвый лежать вместе с ними.