Децимация

Он был похож на обезумевшего пьяницу или на пьяного безумца, вбившего себе в мозги под влиянием алкоголя навязчивую разрушительную идею. Сергей решил, что пора ему уходить, и встал:

– Я пойду посмотрю, как там мои разгружаются… и жду подводы. Нам надо вести мануфактуру.

Цыганок, будто отрезвев, очнулся от своего бреда и спрятал бомбу в стол.

– Так я подъеду к тебе в Блиставицу и мы там тряхнем куркулей. Но помещика без меня не убивай. Жди меня, я приеду – мы его вдвоем…

Сергею стало противно слушать безумца и он, не прощаясь с Цыганком, вышел из душно-вонючей комнаты. Ему было не по себе от этой встречи и от того, что таких людей назначают комиссарами.

Погрузив мануфактуру на подводы, Сергей со своими солдатами отправился вначале в Баландовку. В местном совете его встретил председатель Тощенко – зажиточный крестьянин. Он сразу же осведомился, каким образом они хотят взять хлеб – за деньги или за товар. Узнав, что только одна треть будет оплачена товаром, Тощенко потускнел:

– А какова у новой власти цена?

Сергей помнил данные ему инструкции и сказал:

– Буду платить выше твердой цены, – не шесть, а семь рублей за пуд пшеницы, а за ячмень – шесть рублей.

Тощенко снова недовольно поморщился:

– Эти ж цены установило в августе прошлого года Временное правительство, а новая власть ничего не добавила. А знаете, сколько нам дают калужане?

Калужанами называли в этих районах ходоков за хлебом, прибывших из Калужской губернии, а теперь это название распространилось на всех мешочников. Тощенко продолжал:

– Так вот, они дают за пуд пшенички по двадцать, а то и по тридцать рублей. Да не советскими, а керенками! А часто привозят и вещи на обмен, да бывает золотые и серебряные. Вот народишко и продает им за это хлеб.

– Те крестьяне, что нарушают хлебную монополию, будут наказаны, у них мы реквизируем хлеб по твердой цене.

К этому времени комнатка председателя совета набилась крестьянами, внимательно слушающими разговор своего головы с приезжим комиссаром, и последние слова Сергея вызвали недовольный ропот, раздались крики:

– За шо ж Радянська влада нас так обижает?

– Хлиб по такой цене не дадим!

– Вон отсюда со своими законами!

Сергей, слушая эти выкрики, мрачнел и вдруг взорвался:

– Вы говорите – не дадите хлеб советской власти?! А кто вам дал землю? Советская власть или украинская рада? А?!

Мужики замолчали, потом кто-то сказал:

– Конечно, радянська влада. Рада тильки обещала.

– Вот! Землю вам дала Советская власть! А сейчас ей трудно. А вы хотите ее голодной рукой задушить. Этого хотите!?

– Нет, мы хотим, шоб была советская власть, тильки хлебная монополия нам не нужна.

Чувствуя поддержку крестьян, вмешался Тощенко:

– Вот видишь, комиссар, наши селяне не дадут вам хлеба по такой цене. За землю новой власти спасибо… только зачем вы оставили закон о хлебной монополии буржуйского правительства? Он же не нужен новой власти. Разрешите селянам свободно торговать, так они в город столько муки, мяса да всякой снеди навезут – завалишься. А у вас закон о твердых ценах, запрете свободной торговли продолжает существовать от старой власти, а он селянам ни к чему. Вот вы бы отменили эти законы – и не надо было бы вам ездить по селам и выбивать хлеб. Он бы и сам в город пришел.

Тощенко замолчал и оглядел присутствующих, и было ясно, что крестьяне его поддерживают. Но вмешалась Эльвира:

– Ваш-то голова куркуль, чего вы его слушаете! Он же против советской власти, заодно с помещиками и буржуазией! Землю вам дала наша власть. Понятно? Так вы ее и поддерживайте!

Крестьяне вроде бы намного смутились, сильнее засосали самокрутки, но потом кто-то произнес:

– Так и куркуль – селянин. Ему тоже земля положена. Радянська влада тольки против панив, а не селян.

– Советская власть против всех эксплуататоров. И куркулей – тоже. Они вам забили головы разными дурацкими мыслями, руководят вами в своих интересах, а о вас не думают.

Тощенко, покраснев, прервал ее:

– Ты, товарищ, неправильно говоришь, не как большевик. Новая власть сказала землю делить поровну, по едокам. Мы уже всем миром этот вопрос обсудили и наметили – кому сколько. Вот, как снег сойдет, пойдем в поле делить без обмана. Так? – обратился он к селянам.

– Так, так, – поддержали его крестьяне.

– Мы все – селяне, – продолжал Тощенко. – И мы друг друга не обманываем. Кто зараз бедный, тому весной окажем помощь семенами, лошадьми. Так?

– Так, так, – снова отозвались крестьяне.

– И не надо нагло говорить нам – ты бедняк, ты куркуль. Мы, селяне, сами во всем разберемся. За землю – спасибо говорю советской власти уже в который раз… а теперь дайте нам самим пожить, без всяких властей.

Тут не выдержал Бард:

– Ты, куркульская морда, знаешь, что рабочие в городах голодают? На севере дети пухнут от голода, а ты не хочешь помочь новой власти, землю берешь – и ничего взамен. Ждешь снова помещичью раду, с ней хочешь заодно?

Тощенко рассудительно ответил: