Зато в верхушках различных партий и групп проходили лихорадочные, не видимые простым обывателям совещания, сборы, заседания. Каждый пытался определить тактику будущих действий. То, что Киев падет – было ясно всем. Большевистские лидеры напряженно думали, как бы уйти с достоинством из древней русской столицы, сохранить силы и свою революционную физиономию перед народом. Буржуазия, которая ненавидела большевиков и коммунизм, испытывала двойственные чувства. Она боялась прихода мощного германского капитала и испытывала угрызения совести по поводу предательства родины. Так, один из владельцев фабрики типографских машин объяснил: «Душа болит, но тело радуется». Еврейская община Киева срочно готовила обращение к будущей власти, обещая ей полную лояльность. Но, в отличие от прошлых заявлений в лояльности украинскому и советскому правительствам, здесь уже содержалась просьба о неприменении насилия к евреям. Полный восторг с будущим изменением власти выражали лишь немногочисленные киевские сторонники самостийности. Неважно, что самостийность возвращалась на штыках оккупантов, важно, что она устанавливалась. Среди них с радостью, хотя и шепотом, обсуждалась весть о том, что австрийцы разрешили воевать двум полкам галицийских стрельцов в составе войска Петлюры. Эти полки и дивизии были сформированы в начале войны австро-венгерским правительством и участвовали в боях против русских войск, а потом были переброшены на итальянский фронт. Говорили, что в составе стрельцов есть молодые, патриотически настроенные люди, увлеченные идеей включения всей Украины в состав Австро-Венгрии. Поэтому, не щадя живота своего, они борются против российской империи, угнетающей остальной украинский народ, находящийся вне пределов Галиции.
Советское правительство срочно эвакуировалось. Это было заметно по тому, как на машины грузились, прежде всего, государственные вещи: папки, бумаги, имущество государственного банка. Отряды Красной Армии шли к железнодорожному вокзалу, грузились вместе с имуществом в вагоны и отправлялись за Днепр.
В предпоследний день февраля Киев покинули члены советского правительства. Об этом стало немедленно известно всем киевлянам. Как будто сорока пролетела – и город оказался извещенным о том, что в здании исполкома осталось несколько сот винтовок. Сначала по одному, а потом группами горожане потянулись туда и сначала выбирали, а потом расхватывали винтовки и, торопясь несли по улицам, чтобы спрятать их дома. Нехай лежит, может – и сгодится.
Евгения Богдановна Бош, ныне народный секретарь по внутренним делам, без устали носилась на автомобиле по Киеву. Работы было много – поддерживать порядок в городе, организовывать отход красных отрядов, эвакуировать ценности из столицы, а главное – вести борьбу с теми людьми и силами, которых обуял панический страх или же наоборот – желание смириться с оккупацией Украины. Вот и сейчас сообщили ей, что в Купеческом собрании меньшевики и бундовцы созвали пленум рабочих и солдатских депутатов.
Войдя в битком набитый зал, Бош и сопровождающие ее лица не смогли пробиться к президиуму. На трибуне выступал Рафес – бывший член Центральной рады. Он задавал залу и себе риторический вопрос:
– Советское правительство убежало из Киева, а безвластия в столице быть не должно. Предлагаю избрать новый исполком киевского совета, который мог бы осуществлять руководство жизнью города.
Но в это время раздались крики: «Приехали члены советского правительства!»
Присутствующие поворачивали свои головы к пришедшим, а так, как большинство из них были рабочими, то они встали и аплодисментами приветствовали советское правительство. Бош прошла через плотно забитый горячими телами зал к трибуне. Рафес пытался сказать что-то еще, но зал гудел, и он, язвительно улыбаясь, сел за стол президиума.
Евгения Богдановна умела говорить, зарядить слушателей своей неукротимой энергией, подавить и, в конечном счете, подчинить их себе.
– Товарищи! – начала Бош. Ее одутловатое, безразличное в обычном состоянии лицо стало каменно-жестким. – Положение у нас тяжелое, и скрывать это от вас не буду и не желаю. Немцы находятся в тридцати километрах от Киева.
Далее Бош с горечью поведала, что войск у Красной гвардии мало, и они не могут противостоять армаде нашествия. Мобилизация в Красные отряды проходит очень медленными темпами, даже рабочие не спешат записываться. «А ведь советская власть – это ваша власть!» – укорила она зал. Далее она с пафосом известила, что правительство решило не уступать ни пяди земли без сопротивления, и под Киевом дать решительный бой оккупантам и петлюровцам. Десятитысячный корпус чехословаков обещал поддержку, но пока особой активности не проявляет. Также оборону Киева усложняет деятельность контрреволюционных мелкобуржуазных партий:
– Вот, например, Рафес, – краснобайствующий сегодня на пленуме… он несколько дней назад явился в правительство, предложил передать всю власть городской думе и выслать полномочную делегацию для встречи немецких войск.