Децимация

Курень, в котором служил Панас Сеникобыла, определили в крайнее здание, стоявшее ближе к Днепру. Командиры распорядились, чтобы гайдамаки приводили себя в порядок, отдыхали, а завтра всем будет разрешено выйти в город. Это вызвало глубокое разочарование среди сичевиков, уже настроившихся на веселый отдых. Была вторая половина дня. Кто-то из гайдамаков лег вздремнуть на жесткие монашеские ложа, кто просто слонялся по темным сумрачным коридорам монастыря. За стенами монастыря шла жизнь, и от этой мысли у сичевиков падало настроение.

К вечеру в монастырских кельях сидеть стало совсем невмоготу, и Лаврюк, который успел вздремнуть, и теперь тоскливо поглядывавший из окна, вдруг встрепенулся.

– Ходи сюда! – позвал он друзей.

Из окна было видно, как стрельцы из других куреней, отодвинув деревянный щит, прикрывавший дыру в заборе, уходили через нее в город. Дежурных не было видно, офицеров тоже – последние давно покинули монастырские казармы.

– Идем, хлопцы, скильки ж нам сидить здесь, як монахам! – зашептал Лаврюк.

Все согласились. Быстро одевшись, старые вояки заставили Шпырива, – как самого молодого, – взять с собой на всякий случай винтовку, а сами взяли наганы. Через дыру в стене они вчетвером спустились по обрыву, заросшему акациями и кустарником, к берегу Днепра. Обмыли сапоги от желтой глины, и Гетьманец, встав в днепровские воды, нарочито мечтательно закрыл глаза и произнес, стараясь придать своему голосу как можно больше трагической нежности:

– Днипро, мий Днипро… всю жизнь я мечтал особисто познайомиться с тобою. И вот мрия моя сбылась, Днипро… – он закрыл глаза и стал выдавливать из них слезы. Но не получалось. Гетьманец как можно громче вздохнул и открыл глаза, чтобы увидеть реакцию товарищей на свои стенания, но те не обращали на него внимания. Это оскорбило его:

– Вы шо, не бажаете познакомиться с великою рекою, символом нашей родины?!

Лаврюк насмешливо смотрел на него:

– Потом ближе познайомимся, як станет теплише, – роздягнемся и скупаемось.

– Я с Днепром знаком и летним, и зимним, и всяким, – ответил Панас. – Я служил в Киеве.

Шпырив наклонился, зачерпнул горсть воды и, пропуская ее сквозь пальцы, сказал:

– А холоднеча ж вона… говорят – течет с севера, Московии.

Гетьманец, оскорбленный в своих патриотических чувствах, которые не разделили его соратники, вышел из воды и стал объяснять Шпыриву:

– Все украинские реки течуть только по Украине. Днипро течет с Карпат. А с Московии тильки притоки впадают, – и деловито осведомился: – Куда идемо?

– Для начала в шинок, – ответил Лаврюк, который всегда был организатором подобных дел. – А там на Подол, поговорим с жидами. Як?

Все согласились. Но ближайшие кабаки были закрыты, и только на набережной в подвале обнаружили небольшой шинок. Выпив, Лаврюк заговорил жестко, его навылупку глаза словно остекленели, прыщавое лицо закаменело:

– Зараз, хлопцы, пидемо до жидив. Мы должны поговорить с ними не как влада, а по-своему, как мы умеем с ними балакать.

– Так! – подхватил Гетьманец, возбужденно блестя глазами, как перед большой охотой. – Возьмем историю, – начал подводить он теоретическую базу под последующие действия, – кто издревле угнетал украинцев? Кацапы и жиды. Пан уедет, на хозяйстве оставит жида, а тот дерет с селянина три шкуры для себя да два на пана. Это я тебе говорю! – он повернулся к Панасу. – Розумиешь, как они и с вас, селян, драли пять шкур?

– С меня жиды шкуры не драли, хватало угорского барона.

– Все равно. Если бы не было барона, был бы жид, и эта тварюка тебя бы кнутом погоняла. Ну, ладно, Бог с ним… – махнул он рукой на Панаса, обращаясь к остальным: – Его не проймешь, только о своей хате думает. Жиды в городах проходу на дают. Все торговцы и ростовщики – жиды. У себя в Галиции мы их поприжали, а здесь им полная свобода. А все потому, что большевики – тоже жиды и жидовский элемент. С ними надо бороться беспощадно, как мы у себя.

– Да, – продолжил его мысль Лаврюк. – Рассказывают хлопцы, когда они отступали из Киева, так подольские жиды по ним стреляли, даже с пулеметов. Было так, Панас?

– Было, но без пулеметов. Это война, всегда кто-то стреляет.

– Но не украинцы стреляли, – продолжал гнуть свою линию Гетьманец. – А именно жиды нам треба – отомстить за пролитую украинскую кровь.

– Но вас же тогда не было, когда мы отступали, за что вы им будете мстить? Из Киева нас выгнали не кацапы и жиды! – ответил Панас. – А наши же украинцы. Одни кацапы не справились бы с нами.